они стали хорошими экономистами или другими специалистами и нормально сейчас зарабатывают в крупных фирмах. Но эйфория начала девяностых не давала мне думать о будущем. Да и кто тогда знал вообще, какое нас всех ждет будущее? Я думаю, не то что я, даже правительственные аналитики не могли сделать более-менее реального прогноза, во что все это выльется. Я смертельно хотела жить сейчас, не в будущем, а немедленно, и жить на полную катушку!
Макс, по тем же причинам тоже никуда не поступив после школы, занялся предпринимательством. Он рассказал мне длинную и почти веселую историю, во многом похожую на мою, как от пункта обмена валюты перешел к овощной палатке, потом к сети не овощных палаток, потом открыл один за другим несколько кооперативов и зарегистрировал малое совместное предприятие, а позже – и фирму по недвижимости. Как год провалялся в больницах после очередной «разборки», как бесшабашно бухалось все, что попадалось под руку, какие яркие короткие романы он крутил с красивыми девочками, являясь их начальством, как разочаровался в нем его отец, и как это никого тогда не трогало!
Так прошел не один яркий год. Но потом вдруг неожиданно выяснилось, что мы маленькие. Взрослые дяди из провинции, не так быстро адаптировавшиеся к новой ситуации, как московская молодежь, наприватизировав себе полстраны с ее богатыми природными ресурсами, прибрали все, наконец к своим рукам, поделили власть между собой, и неожиданно все стало очень жестко. Да и мы изменились. Слегка попривыкнув к первому блеску, мы задумались о том, что делать дальше. Провести всю жизнь, продавая надоевшие мне уже до чертиков товары народного потребления и развозя пьяное начальство по отелям, я не хотела. Макс тоже уперся в определенный потолок в своей коммерческой деятельности.
И тут сказалась, наконец, разница в наших родителях. Мой дед-замминистра, который мог бы помочь раньше, если бы я к нему обратилась, вышел на пенсию. Вернее, это так называлось прилично – пенсия, а на самом деле в новой стране никому не нужны были старые замминистры. А у Макса был не дед, а отец вполне работоспособного возраста, и как выяснилось, тоже по-своему адаптировавшийся к новым обстоятельствам. Короче, устав от внешнего блеска и полной пустоты внутри, я поступила, наконец, на журфак на вечернее отделение, а днем работала в «Останкино». А после, влюбившись в молодого питерского романтика, встреченного мной в одной из турпоездок в Европу, и вовсе уехала к нему в Голландию. Макс же поступил в какой-то экономический институт, пошел к отцу мириться, и на папиных связях начал уже другой, серьезный бизнес, который и вылился со временем в самую крупную аптечную сеть, многочисленные больницы, а теперь еще и заводишко.
Было уже совсем поздно, наверное, около часа ночи. Макс, как и обещал перед ужином, повез меня кататься по Москве. Я хотела посмотреть подсвеченную гламурными огнями тусовку в центре города, о которой столько читала и слышала от приезжающих из России знакомых, но Макс неожиданно
