вещи и отношения представляются мне до удивления странными. Кажется, Вы решили, что я не хочу Вас знать. Уверяю Вас, это не так, просто я считаю, что личная встреча немного преждевременна. Никакой обиды своим письмом Вы мне не нанесли, а уж в нескромности Вас обвинить просто невозможно. И более того, Вы очень заинтересовали меня жизнью голубей и голубиной почтой, о которой я слышала, но совсем ничего не знаю. Если бы Вы были так добры и рассказали о голубях и устройстве голубиной почты, я была бы признательна Вам. Белыша я действительно полюбила, но отнимать его от родного гнезда совсем не хочу. Чтобы уверить Вас в своем добром отношении, я снова посылаю Вам кольцо (дай Бог, Белыш и на этот раз долетит благополучно!) как залог наших необычных дружеских отношений.
С надеждой быть правильно понятой
Муза».
15
Бакулаевский дом был населен гораздо плотнее, чем я предполагала. Весь нижний этаж занимали квартиранты. Всякую шушеру, как сказала Наталья, сюда не пускали, жилье снимали люди семейные, тихие и без детей: офицерская вдова, какой-то «переписчик из Пассажа» со старушкой матерью и типографский рабочий с женой. Внешность типографа была дикая, устрашающая, но человек он был добродушнейший. После обморожения у него отняли одну ногу, поэтому ходил он на культяпке, как капитан Сильвер. Здесь же дворник Егор жил, который подметал перед домом, снабжал всех жильцов водой и дровами, нюхал табак и чихал по пятнадцати раз кряду, а по праздникам, но не чаще, напивался.
Кухонные бабки – я отчаялась их сосчитать – появлялись из ничего и исчезали в никуда. Эта ветошь походила на призраков. Кто-то, как официальная кухарка Марфа и дворник Егор, раньше были бакулаевскими крепостными, а после освобождения остались у Зинаиды, а кто-то был пришлым. Горничная Наталья тоже из бывших крепостных, она выросла здесь и всегда находилась при ровеснице Зинаиде. Ее положение было привилегированным.
Вдовая Серафима – единственная родственница Зинаиды, приехала с дочкой из уездного Порхова после смерти генеральши Бакулаевой, своей сестры. При жизни матери Зинаида с бедными родственниками не общалась, а оставшись одна, приютила их. Кроме Палашки, как я поняла, они никого и ничего с собой не привезли.
Серафима вела хозяйство и занималась квартирантами. Считалось, что у нее большие способности к домоуправству. Она их использовала в первую половину дня, а во вторую – потихоньку прикладывалась к заветному штофику, который стоял в заветном шкафчике у нее в комнате. Она любила раскладывать гранд-пасьянс в гостиной (она же столовая и зала), где Зинаида читала вслух, но постоянно, отлучаясь к шкафчику, доходила до кондиции и тогда удалялась по-английски. Впрочем, утром она вскакивала как ни в чем не бывало и бралась распекать всех подряд.
Старая карга никак не могла успокоиться по моему поводу, я снова слышала, как она приставала к Зинаиде:
– А что на театре, свои платья носят или дают?
– Какой вздор! – вспылила Зинаида. – И о чем вы только думаете, тетенька, несправедливо
