дружба народов», «указывали человечеству правильный путь», «несокрушимая мощь» и т. п. – вывернута здесь изнаночной стороной: «вот чего нас лишили». Вместо светлого будущего – самого главного и самого сладкого манка планетарного коммунистического мегапроекта – предлагается «светлое прошлое».
Советский реваншизм, как и любой другой реваншизм, иллюзорен, в лучшем случае – бесплоден и бесперспективен; в худшем – реакционен и опасен. Но при этом – неумно было бы это отрицать – в нем есть доля своей исторической правды. Также он удобен для «гнездования» ностальгических переживаний, способен вызывать теплые эмоции и воспоминания – реальные и симулятивные (интересно, что последних по мере временного удаления от объекта становится все больше).
Реваншистский концепт и нарратив неплохо подкармливаются «культурным слоем», наработанным многолетней идеологической и пропагандистской работой советской системы. Этот слой содержит немало привлекательного, ведь, помимо производства трескучей агитации и насаждения непререкаемых идеологических догм, он формировался усилиями ряда талантливых людей, часть которых еще и искренне верила в великолепие коммунистического проекта.
Второй концепт и нарратив – «страдательный». Он настаивает на том, что Советский Союз был адом на земле, «империей зла», «тюрьмой народов». Советский период ничего хорошего входящим в него народам не дал, их только непрерывно порабощали и угнетали. Угнетаемые народы страдали и втайне, не прекращая, мечтали о независимости и свободе. Все, кто боролся против советской власти – герои, независимо от мотивов и последствий их поступков. Все, кто советскую власть поддерживал – злодеи или приспособленцы, нет им прощения.
В своих радикальных изводах страдательный концепт русофобен, точнее россиефобен, поскольку настаивает на имманентно порочной – имперской, экспансионистской, агрессивной – сущности страны Россия, как бы ни называлось существующее в этой стране государство, и кто бы и как бы им не управлял. Так что антисоветизм в этой версии сливается с россиефобией до стадии неразличимости.
Страдательный нарратив имел шансы постепенно сойти на нет после суверенизации союзных республик. Но в 2000-х годах он обрел второе дыхание благодаря двум взаимосвязанным обстоятельствам. Первое – это устремление большинства постсоветских стран в евроинтеграционное жизненное пространство. Переместившись туда реально (страны Балтии) или больше в намерениях (страны Восточного партнерства), они решили, что можно поэксплуатировать свое советское прошлое в тщательно виктимизированной версии в целях наиболее комфортного и выгодного позиционирования внутри объединяющейся Европы.
Второе обстоятельство – это ревитализация реваншистского концепта в сегодняшней России. В 2000-е годы в российском политическом классе возобладала точка зрения, согласно которой нынешняя Российская
