светом глаз спокойных,полковник произнес нам речь:
грядущее предрек полковник.
Школа для взрослых
В те годы утром я учился сам,
А вечером преподавал историю
Для тех ее вершителей, которые
Историю вершили по утрам:
Для токарей, для слесарей, для плотников,
Встававших в полшестого, до гудка,
Для государства нашего работников,
Для деятелей стройки и станка.
Я был и тощ и невысок, а взрослые —
Все на подбор, и крупные и рослые,
А все-таки они день ото дня
Все терпеливей слушали меня.
Работавшие день-деньской, усталые,
Они мне говорили иногда:
– Мы пожилые. Мы еще не старые.
Еще учиться не ушли года. —
Работавшие день-деньской, до вечера,
Карандашей огрызки очиня,
Они упорно, сумрачно и вежливо,
И терпеливо слушали меня.
Я факты объяснял,
а точку зрения
Они, случалось, объясняли мне.
И столько ненависти и презрения
В ней было
к барам,
к Гитлеру,
к войне!
Локтями опершись о подоконники,
Внимали мне,
морщиня глыбы лбов,
Чапаева и Разина поклонники,
Сторонники
голодных и рабов.
А я гордился честным их усердием,
И сам я был
внимателен, как мог.
И радостно,
с открытым настежь сердцем,
Шагал из института на урок.
Ножи
Пластающий, полосующий
уже суетился нож.
Вопрос, всех интересующий,
решить
он был очень гож.
Решения сразу найдутся,
пройдутся легко рубежи,
когда ножи сойдутся,
когда разойдутся ножи.
Уже надоело мерить
всем по семь раз
и всё хотелось отрезать
хотя бы один раз.
Раз! Но чтоб по живому
и чтобы – твердой рукой.
К решению ножевому
склонялся род людской.
И вспомнили: даже в библии
средь прочих иных идей
и резали, и били, и
уничтожали людей.
И без большого усилия
учености столпы
нарекли насилие
повитухой судьбы.
Как только обоснование,
формулировку нашли —
вырезали до основания,
дотла сожгли.
Лопаты
На рассвете с утра пораньше
По сигналу пустеют нары.
Потолкавшись возле параши,
На работу идут коммунары.
Основатели этой державы.
Революции слава и совесть —
На
