полоснула по руке… Дымящимся кровью лезвием в два мига очертила запретный круг. Сунься–ка!
Зверь остановился перед наговорной чертой, скрипнул песок под когтями. Красные уголья глаз вспыхнули такой злобой, что волна жара в грудь ударила. Тупая морда улыбнулась до жути по–человечьи, и гадина спокойно шагнула в круг.
Сьва не успела и вскрикнуть – ОН прыгнул. Смрадная туша весом в бычью смяла девушку, получеловечьи–полумедвежьи лапы рванули рубаху от горла, на две стороны. Задохшаяся под такой тяготой, она не могла… Не могла бы, если б не была охотницей. Не успела вскрикнуть. Не могла шевельнуться. А нож всадила, как и сама не поняла, точно в срединную ямку, под основу шерстистого горла. В утробе твари тяжко чавкнуло, нож выпал, кровь густо хлынула в лицо Сьве. И страшная, разверстая дыра от клинка, каким медведя бьют, сомкнула края и исчезла. Когти чиркнули по голой шее Сьвы, предкам знать почему не распоров напополам. Лопнул шнурок с оберегом, нечисть зарычала, словно камни посыпались, победно вскинулась. Извернувшись, Сьва ухватила болтающийся на когтях оберег, сверкнула медью Берегиня–рожаница. Сжала в кулаке до хруста, ведь помирать сейчас, как в дорогу к предкам – да без оберега? И наугад ткнула кулаком вперёд.
Она пятилась к воде. Зверь, только что катавшийся по песку и ревевший на всю округу, умолк и шёл на неё. Левый глаз пылает, как горн в отцовской кузнице, правый – заплыл, будто стёрли его. Пасть ощерена, синие губы вытянуты в нитку, клыки – куда там вепрю. Волкодлак прыгнул, и Сьва кувыркнулась назад через голову, нырнула рыбкой–карасём вдоль воды. Зверюга сгоряча кинулась следом, влетела передними лапами в приплеснувшую тихую волну. Речка вскипела, от сивой шерсти повалил дым, и оборотень с воем вылетел на берег. Сьва не смотрела, что он там, ей казалось: взгляни ещё раз – и душа замрёт насовсем. Она плыла, плыла, хлебая воду, до ломоты в руках и ногах, лишь бы скорей, лишь бы подальше от бережка. Речные Берегини, оборонившие в страшный миг, и здесь не оставили: мягкие водяные руки подхватили снизу, вытолкнули на быстрину, на серебряной струе вынесли в Мать–реку.
Сьва опомнилась, когда вокруг заходили–закачались крутобокие волны. Они лоснились тусклым ножевым блеском, и Сьва поняла, почему взвыл волкодлак. Смертные у Матери–реки объятия, не подпустит она нечисть… Завертела головой, но правый берег, где осталась тварь, потонул в ночи, и не слышалось оттуда ни звука. Под руку ткнулась плывущая по течению коряга, Сьва ухватилась, перевела дух. Чего ж ей теперь делать? На берег выходить боязно, а ну как волкодлак стережёт, а и тут болтаться негоже. До утра, глядишь, унесёт ещё к самому морю Хазарскому. Звёздный свет сыпался с неба, ночь ещё только–только поворачивалась к рассвету.
Сьва отпихнула корягу и начала выгребать встречь течению, стараясь не терять черневшего берега, не то утащит на самую быстрину. Она гребла изо всех сил, вскидываясь на волнах, раздвигала ставшую неподатливой воду. От бесконечного колыхания
