не знаешь, где найдёшь, где потеряешь. Раскопки Вежецкого – это её настоящий шанс! Не безнадёжное копание в старых архивах, а весьма многообещающее практическое дело. Как удачно оно начинается! Сам Троепольский «нас заметил и в гроб сходя, благословил»!
После второй рюмки вдруг захотелось стать доброй–доброй, прямо сейчас. Что бы такое сдобрить? Придумала. Она выудила из помойного ведра томик Булгакова, обтёрла тряпочкой и отнесла на полку. Я дарю тебе жизнь! Эту книгу Маргарита не переносила на дух. Влюблённая неврастеничка, ставшая могущественной ведьмой, да вдобавок её тёзка – это уж слишком! Столь злобной иронии Маргарита не простила бы и самому близкому человеку. К книгам Марго относилась серьёзнее, чем к людям, и поэтому до сегодняшнего дня рука не поднималась выкинуть чёртову чушь. Сегодня на миг показалось, что уже можно все. Но вот ведь, не выкидывается… Сзади грохнуло, по затылку и спине хлестнуло осколками. Оглянувшись, Маргарита увидела на столе россыпь битого хрусталя и растекающуюся коньячную лужу. С минуту не могла пошевелиться, давешний озноб сковал тело. Сейчас сами собой погаснут свечи, полуночный мрак выдавит стекла в окнах, уже на лестнице слышны вкрадчивые шаги… Бешено повернувшись, она ударила по выключателю. Вспыхнул свет, и Маргарита внезапно вспомнила. Графинчик–то ещё тёткин, куплен в советское время. Маргарите как–то рассказывали, что тогда делали много дешёвой посуды из искусственного хрусталя. Но из–за неправильной термической обработки бокалы и салатницы часто трескались и взрывались прямо на столе. В общем, повезло, что успела спиной повернуться. Маргарита глянула на часы – три минуты первого. Надо бы ещё убрать осколки и вытереть лужу, но никак не удавалось унять дрожь в руках. Рассердившись, Маргарита просто плотнее захлопнула дверь кухни. Она приберётся здесь потом, когда отдохнёт. Но уснуть ей не удалось до самого утра.
Он закрыл тяжёлую, переплетённую в крокодиловую кожу обложку и задумался. Фолиант лежал на чёрной, привезённой с конгресса в Стокгольме, простыне, окованные медью углы блестели, как инструменты инквизиторов. Necronomikon, «Книга Смерти». Ох уж это, исключительно латинское, стремление все окружать мистическим туманом, наводить тень на плетень. Наверное, из–за этой страсти к внешним эффектам западноевропейская медиевистика в целом и демонология в частности так недостоверны. Ведь славянские культы не имеют столь пугающего антуража, но, при детальном рассмотрении, таят в себе такие возможности… Куда там Necronomikon’у со всей алхимией и ересиографией в придачу! Михаил Троепольский не афишировал своего страстного увлечения историей колдовства, поэтому обычно занимался штудированием источников – как и сегодня – ночами, в полном одиночестве. Под окном кто–то вскрикнул жалобно и испуганно. Михаил легко вскочил на подоконник и высунулся в форточку – нужно осведомиться, что это за вопли в центре города посреди ночи, может быть, помощь нужна? Но на улице никого не было. Электронные часы на площади показывали 24:01.
