лотка, предприимчиво распродавший изрядное количество снеди во время вынужденного путешествия по булыжникам, подошел к Треву и протянул пакетик с горячим горохом.
– Ну и крут твой приятель, – сказал он. – Он что-то типа тролля, э?
– Нет. Гоблин, – ответил Трев, заслышав, что шум потасовки приближается.
– А я думал, они такие мелкие поганцы…
– А он нет, – сказал Трев, мысленно желая, чтобы этот субъект наконец отвязался.
И тут вокруг настала внезапная тишина. Так бывает, когда люди задерживают дыхание. Трев поднял голову и увидел мяч. Второй раз за игру.
Мяч представлял собой осиновый чурбак, обтянутый кожей и, наконец, обмотанный многочисленными слоями тряпок, за которые можно было ухватиться. Он с безошибочной и неизбежной точностью опускался прямо на хорошенькую головку Джульетты. Не успев ни о чем подумать, Трев бросился к девушке и опрокинул под тележку. Мяч глухо стукнул о булыжники на том самом месте, где Она почтила мир своим присутствием.
Немало мыслей посетили Трева, когда мяч ударился о мостовую. Джульетта лежала в его объятиях, пусть Она и жаловалась, что запачкала пальто. Не исключено, что он спас ей жизнь и с романтической точки зрения получил несомненный бонус, но… Да. Если кто-нибудь, и неважно с чьей стороны, об этом пронюхает, в ту же минуту Трева посетит чей-то подкованный башмак.
Джульетта хихикнула.
– Ш-ш! – велел Трев. – Только не шуми, если не хочешь, чтоб твои шикарные волосы срезали под самый корень!
Он выглянул из-под лотка и ничьего внимания не привлек.
Возможно, потому, что Натт, подобрав мяч, поворачивал его туда-сюда, нахмурив ту немногую часть своего, вежливо выражаясь, лица, которая виднелась из-под шарфа.
– И всё? – спросил он у потрясенной Гленды. – Какое неподобающее завершение приятного общественного сборища с весьма любопытным угощением. Где эта злополучная штуковина должна находиться?
Гленда, зачарованная зрелищем, указала дрожащим пальцем куда-то вниз по улице.
– Там, где стоит большой шест, окрашенный в белый цвет и… э… слегка забрызганный красным у основания.
– О, спасибо, я вижу. В таком случае я сейчас… послушайте! Пожалуйста, перестаньте толкать! – попросил Натт, обращаясь к толпе, которая вытягивала шеи, чтобы лучше видеть.
– Но ты его ни за что не добросишь! – закричала Гленда. – Просто положи мяч на землю и отойди!
Натт что-то буркнул, и в мире воцарилась абсолютная тишина. «О нет, – подумал Трев. – До ворот ярдов сто пятьдесят, а мяч летает не лучше пустого ведра. Он в жизни не сумеет…»
Тишину нарушил далекий «чпок», и тут же раздался рев.
Трев посмотрел через плечо. Шестидесятифутовая стойка ворот наконец уступила термитам, гнили, силе притяжения и Натту. Она переломилась у основания и рухнула, подняв облако пыли. От потрясения Трев даже позабыл, что рядом с ним стоит Джульетта[8].
– Это,
Честно говоря, появление Джульетты из-под тележки осталось практически не замеченным никем, кроме одного начинающего художника, который чуть не ослеп от этого зрелища. Много лет спустя он написал картину под названием «Красота, восстающая из-под тележки с ореховыми пирогами, в сопровождении херувимов, несущих хотдоги и пудинг». Картину сочли шедевром, хотя никто так и понял, о чем, черт возьми, она повествует. Но картина была красивая, а красота есть истина.
