что озарял путь не хуже строительного прожектора. Идти было довольно легко. Людей кругом не было – мало кто отваживался прогуляться в полночь по этой заброшенной части парка. Место глухое, недоброе. Красотой не одарено, разглядывать тут нечего, тем более что на дворе почти зима, вот и нет никого в этом парке.
Ларек с чебуреками, оказавшийся давно заброшенной железной будкой, был закрыт. И, судя по виду, не открывался уже года три. В полном молчании спутники обошли его стороной и углубились в лес. На этот раз вперед выдвинулся Гоблин.
– За мной, – сказал он, махнув рукой. – Я знаю дорогу! Тут уже близко.
И он весело, вприпрыжку, поскакал по глубокому снегу. Виктор Петрович отстал – его теплые ботинки щедро черпали снег, и он старался идти осторожнее. Впрочем, это не помогло. На втором сугробе он все-таки набрал полные ботинки снега и сдавленно чертыхнулся.
– Что? – подал голос Гоблин, убежавший вперед и светивший из темноты фонариком. – Застряли?
– Иду, – откликнулся его спутник. – Уже иду.
– Тут рядом, метров десять осталось, – дружелюбно отозвался паренек, поджидая своего напарника. – Там дерево такое, с дуплом. А от него уж близко до закладки. Сказано, что клад в железе – опять, наверно, в урну запихнули.
– В урну, – пропыхтел Виктор Петрович, приноравливаясь к бодрому шагу спутника. – В урну!
– А что делать, – серьезно отозвался Гоблин. – Игра.
Пару минут шли молча. Дорожки под ногами больше не было, и им приходилось шагать по нетронутому снегу. Кругом ни огонька – только темнота, из которой свет фонарика выхватывал то изломанные ветви кустов, то голые, мокрые стволы деревьев. Темнота – хоть глаз выколи, и без фонарика, что так удачно захватил с собой Гоблин, спутникам пришлось бы туго.
– Полезная вещь, – наконец сказал Виктор, – надо себе такой завести.
– Пустяки, – отозвался паренек. – В любом ларьке продается.
Сделав еще пару шагов, он поежился.
– Виктор Петрович, – сказал он. – Я хотел спросить… Зачем это вам?
– Что? – переспросил тот, не сбавляя шага.
– Все это, – ответил паренек, махнув рукой.
– А, – сухо отозвался мужчина. – Ну, это, знаешь, немного волнует кровь. Заставляет чувствовать себя живым.
– Чувствовать себя живым, – печально повторил Гоблин.
– А тебе? – с интересом спросил мужчина. – Зачем тебе все это шутовство, скоморошество? Вы же не ведете себя так в обычной жизни?
– Не знаю, – совершенно серьезно отозвался молодой человек, замедляя шаг. – Быть может… это тоже заставляет меня чувствовать себя живым.
Он сделал пару шагов вперед, опустил фонарик, подсвечивая белый наст под ногами. Виктор Петрович замешкался, пробираясь сквозь очередной сугроб, немного отстал…
– Извините, Виктор Петрович, – произнес Гоблин.
Фонарик упал в снег,
