Идти далече?
– За четверть часа управимся, ежли спешить не будем. Ты как – не торопишься?
– Совершенно не тороплюсь.
– Вот и чудесно. Могу определённо сказать: тебе повезло с квартирой. Удобное место – вставать рано на службу не надобно, поспать можно подольше. И домой иной раз забежать удаётся, коли какая нужда возникнет. Ну да сам оценишь все выгоды. Ещё спасибо скажешь.
– Я и сейчас поблагодарить могу. Не подвернись ты, даже не знаю, где б ночевать пришлось.
Василий отмахнулся:
– Пустое!
Вещей при себе у Ивана было немного (кое-какие пожитки отец собирался привезти из деревни, как только сын сообщит адрес). Турицын предложил свою помощь, однако Елисеев отказался.
– Сам справлюсь. Не переломлюсь.
Они пошли смотреть квартиру. По дороге завязался неспешный разговор, из которого Елисеев заключил, что ментор – человек нрава весёлого, покладистого. Чтобы обзавестись личным жильём, влез в обширные долги, этим и объяснялся затрапезный вид. Турицын экономил на всём, включая дрова, свечи, одежду и обувь.
В доме были две комнаты. В одной Василий жил сам, другую сдавал постояльцам. Благодаря заступничеству Ушакова, копиист был избавлен от сущего наказания петербуржцев – солдат к нему на постой не определяли.
Вряд ли на весь город набралось бы несколько десятков подобных счастливцев. Своих казарм ни армейские, ни гвардейские полки не имели, потому в зимнее время на плечи горожан ложилась тяжёлая повинность по содержанию на собственном коште служивых людей. И не было никакой возможности избежать. Надлежащие ведомства за этим следили строго. От воинского постоя страдали дома даже именитых семей.
За квартиру Турицын запросил немного. Очевидно, в его глазах угроза Ушакова не выглядела шуточной. Сговорились, что заплатит Иван сразу, как получит первое жалованье. «Денег на скудность», то бишь «подъёмных», ему не выдали. Отец оставил сыну всего рубль, да и тот медными пятаками.
Василий отомкнул замок на дверях сдаваемой комнаты, пригласил рукой:
– Заходи, осматривайся. Хоромы не боярские, но чем богаты… Как тебе?
– Нравится, – сказал Елисеев, оглядываясь.
На самом деле он покривил душой. От постоянной петербургской сырости потолок покрылся пятнами плесени, с голых стен сыпалась штукатурка, деревянный пол противно повизгивал под ногами. Оконные рамы с частым переплётом света пропускали мало.
Мебельная обстановка была скудной: узкая скрипучая кровать, обшарпанный комод, письменный стол, возле которого стояли два стула с высокими резными спинками.
– Заселяешься? – спросил Турицын.
– Всенепременно, – кивнул Иван.
– Как обустроишься, приходи на кухню. Ты ведь голодный, поди? – не дожидаясь ответа, Турицын снова заговорил, а поговорить он любил:
– Кухарка аккурат через полчаса стряпать закончит, так мы с тобой поснедаем. Время к ужину клонится. Пора чрево насытить, слава тебе
