но мне нужны припасы.
Роджер заметил, как отец сощурился.
– Мне больше нечего дать. Амбары опустошены до последнего снопа, стога разметаны. К зиме придется закупаться, и только Богу известно, по какой цене.
– Так пусть припасы предоставят наши враги. Кладовые аббатства в Эдмундсбери, по слухам, полны, и аббат нам не друг.
Гуго потер челюсть, размышляя, его пальцы скребли по щетине. Он бросил на Роджера презрительный взгляд:
– Резать свиней… – В его усмешке не было ни капли веселья. – Хотя бы с этим ты справишься?
Роджер так же взглянул на отца:
– Вы хотите, чтобы я угонял свиней и жег деревни?
– Для начала. Если хорошо себя проявишь, подумаю о повышении, но пока ты пригоден только для фуражировки. Можешь идти.
Роджер вскочил со скамьи, кипя от злости. Как просто было бы выхватить меч и вонзить в плоть, взбеситься, подобно дикому быку. Просто… и бессмысленно.
– Эдмундсбери, – сухо произнес он.
– Надеюсь, ты не питаешь суеверного страха перед церковью? – поднял бровь отец.
Поскольку сын и наследник последнего короля умер после набега на земли аббатства Святого Эдмунда, Роджер мог бы сказать: да, питаю. Но, зная, что отец ожидает подобного ответа, не заглотил приманку:
– Нет, сир, но мы стали вассалами аббатства за три рыцарских надела, и я всегда почитал церковь.
– А чтишь ли ты отца своего? – Гуго чуть наклонился вперед и сжал кулаки. – Я заставлю тебя повиноваться… мальчик. Другие мои сыновья не пренебрегают сыновним долгом и не оспаривают мою власть.
Роджер заскрежетал зубами и, небрежно поклонившись отцу и графу Лестеру, широкими шагами вышел из комнаты. Его самообладание висело на волоске. Укрывшись у себя в спальне, Роджер бросился на сундук с оружием и закрыл лицо руками. Это уже слишком. Он не просто балансирует на краю пропасти. Он упал и пытается удержаться, а отец стоит над ним, собираясь раздавить его пальцы, тщетно ищущие опоры, и отправить его прямиком в бездну.
Узоры света, падавшего сквозь окно с открытыми ставнями, поблекли, когда на солнце набежали облака. Мышь шмыгнула по полу и исчезла в норе, прогрызенной в боку прислоненного к стене тюфяка. Роджер настолько разозлился, что подошел к кувшину, плеснул водой в лицо и прополоскал рот, чтобы смыть привкус встречи. Он вытащил меч и посмотрел на него. Лезвие нуждается в заточке после вчерашней сечи, и зарубки надо убрать, но меч все равно безупречно уравновешен. Жизнь должна быть уравновешена так же, но увы!.. Буквы INOMINEDNI, сбегавшие по долу[5], тускло мерцали золотистой латунью. «Во имя Господа…»
В дверной проем упала тень. Роджер поднял глаза и увидел Анкетиля, своего рыцаря.
– Сир, я принес весть. – Взгляд голубых глаз северянина остановился сперва на мече в руке Роджера, затем на нем самом.
– Хорошую
