гораздо больше, конечно. А без них продерешься ли через настоящий частокол «космических» тестов и проб, что выпадают на долю решившихся на столь отчаянную авантюру людей?
Все слетавшие в космос, а также большинство готовящихся к полету гражданских претендентов (военнослужащие кандидаты в космонавты обследуются аналогичным образом, но в своем госпитале) прошли здесь джентльменский набор тестов. От элементарных физиологических анализов и крайне неприятных глотаний желудочных зондов, внутривенной урографии и тому подобного (на что в обыденной жизни многие согласились бы разве только под дулом пистолета) до совершенно неизвестных простым смертным ортостатических проб, кресел «КУКа», специальных психологических тестов, барокамеры и центрифуги.
Еще год до нашего появления здесь все это было жутко засекречено. Не то, чтобы фотографировать или писать в газете – вспоминать «в миру» о чем-либо содержащемся и творящемся в двухэтажном здании на улице Габричевского, расположенного на северо-западной окраине Москвы, было нельзя. К моменту же появления в нем советских журналистов и одновременно некоторых иностранных кандидатов на полет здесь стали спокойно фотографировать, снимать фильмы, писать обо всем в газетах и журналах.
Обыденно звучат тут имена героев космоса – пациентов здешних медиков: такой-то побил на кресле «КУКа» все рекорды длительности вращения, такому-то здесь делали прокол гайморовой пазухи, на этой кровати лежал Гагарин… Волей-неволей постепенно начинаешь и себя чувствовать как-то особо приближенным к загадочному миру «небожителей». А через неделю моего пребывания в стенах стационара и вовсе двое из них прописались в соседней палате – два Александра, Лавейкин и Иванченко, поступили на очередное годовое медицинское переосвидетельствование. И за многие минуты, проведенные в неформальных беседах с ними, – за обеденным столом, в холле у телевизора, перед различными пробами – шаг за шагом начал передо мной раскрываться особый мир космонавтов-профессионалов.
Путь в космос для большинства из них устлан отнюдь не благоуханными цветами, а тяжелейшими физическими и моральными испытаниями. Заветного полета, как правило, приходится ждать многие годы – известен случай 18-летнего ожидания, – и, к сожалению, не всегда решающее значение имеют здоровье и профессиональные качества. Тут я, наконец, нашел объяснения отрицательному отношению к полету в космос советского журналиста, которое высказывали некоторые космонавты и руководители космической подготовки: дескать, тут люди кладут годы жизни, через такую мясорубку прорываются, а они хотят за полгода в космос попасть! Вот уж дудки – давайте-ка через все это тоже пройдите.
– Самое ужасное, – произнес вдруг в разговоре со мной на эту тему заведующий лабораторией психологической совместимости ИМБП Михаил Алексеевич Новиков, – что в скоротечной подготовительной кампании журналисту никогда не понять надорванную душу космонавта! Это
