исключившие наших предков из Игры.
– Осмелюсь заметить, – елейно прошелестел дядюшка Цзи, – в том, что Отрок Шестой не совершил Деяния, немалая заслуга Белого Лотоса – наших предшественников из Срединной Империи, которые всё же, простите меня за это напоминание, вовремя раскрыли его. Их стараниями он был захвачен в юности и ориентирован лишь на внешние проявления своего могущества.
– Мы это с благодарностью помним, – Сахиб поклонился в сторону китайца, – правда, как известно, вашей родине такой выбор Отрока вышел несколько боком…
Цзи лишь молча поклонился в ответ. Его улыбка не изменилась нисколько.
– Итак, – продолжал Сахиб, – убивать Отрока бесполезно и даже вредно. Но можно отвлечь от его миссии, как это сделали почтенные предки дядюшки Цзи с Шестым, или уже Клаб – с Десятым.
– Но в данном случае, – продолжал лекцию президент, – такой вариант был невозможен – Artel раскрыла Отрока гораздо раньше нас, и все это время он находился под её контролем. В такой ситуации я принял решение лишь наблюдать, вмешавшись в момент, когда противника можно будет застать врасплох… Однако, – Сахиб чуть поклонился в сторону Милорда, – теперь этот план сорван.
– Я уверен, – помолчав, заключил Сахиб, – что Отрок уже информирован о своей миссии, а это значит, что новый раунд миновал латентную фазу. И не мы в нём владеем инициативой…
Йо-йо исчезло. Президент тускло сообщил:
– Когда все умрут, тогда только кончится Большая игра.
Коротко поклонился, и, резко повернувшись, направился к лифту.
Дверцы шкафчика, скрывавшего лифт, распахнулись.
Он ждал в бунгало, лежа на бамбуковой кушетке – нагой.
Мэм, все ещё в строгом деловом костюме, шагнула к нему. Смуглое юное тело в оправе из матово отблескивающих шёлковых подушек казалось ей невообразимой драгоценностью, столь изысканной, что это граничило с непристойностью.
Гора Креста укуталась в ночное покрывало. Шум прилива, короткие крики бессонных птиц, говор деревьев под ветром гармонично сливались с тихой музыкой:
Mama loves her baby,
And Daddy loves you too
And the sea may look warm to you babe
And the sky may look blue
Ooooh babe
Ooooh baby blue
Сердце Мэм колотилось, как в двенадцать лет на первом свидании.
Он был сильно возбуждён и нисколько не скрывал этого. На припухших губах блуждала неясная усмешка. Светлые глаза глядели в упор, и то, что она разглядела в них, заставило её учащенно задышать.
Ей мучительно захотелось прикоснуться к нему, к самым сладким местам, которые затрепещут от прикосновений – нежнейшим темнеющим соскам, впадинкам над ключицами, и к этому, большому, сводящему с ума, воздетому к потолку.
Сделала ещё один шаг к кушетке. Его усмешка расширилась, показались белоснежные зубы.
– Жопа или голова? – неожиданно спросил
