тоже потеряли Зам-Заммах. Мусульмане прогнали их. Твой отец был пирожник…
Он остановился. Из-за угла со стороны шумного базара Моти показался человек, каких никогда не видывал Ким, полагавший, что знает все касты. Он был ростом почти в шесть футов, одет в темную одежду с бесчисленными складками из материи, похожей на ту, из которой делают попоны, и ни по одной из складок Ким не мог определить, к какого рода промыслу или профессии принадлежит этот человек. На поясе у него висел ажурный железный пенал и деревянные четки, какие носят святые люди. На голове красовалась шляпа гигантских размеров. Лицо у него было желтое и сморщенное, как у Фук-Шинга, китайца-сапожника на базаре. Чуть раскосые глаза походили на ониксы с трещиной посредине.
– Кто это? – спросил Ким товарищей.
– Кажись, человек, – сказал Абдулла, засунув палец в рот и пристально смотря на незнакомца.
– Без сомнения, – возразил Ким, – но он не из Индии; таких людей я никогда не видел.
– Может быть, жрец, – сказал Чота Лаль, заметив четки. – Посмотрите, он идет в Дом Чудес!
– Ну, ну, – сказал полицейский, качая головой, – я не понимаю, что вы говорите. – Полицейский говорил по-пенджабски. – О, Всеобщий Друг, что такое он говорил?
– Пришли его сюда, – сказал Ким, спускаясь с пушки и показывая свои голые пятки. – Он – иностранец, а ты – буйвол.
Человек обернулся с беспомощным видом и направился к мальчикам. Он был стар; его грубый шерстяной плащ еще сохранял неприятный запах чернобыльника, растущего в горных ущельях.
– О, дети, что это за большой дом? – сказал он на очень хорошем языке урду.
– Это Аджайб-Гер – Дом Чудес! – Ким не назвал незнакомца «Лала» или «Миан». Он не знал, какой веры иностранец.
– А! Дом Чудес! Можно войти туда?
– На двери написано – всякий может войти.
– Бесплатно?
– Я вхожу и выхожу. А я не банкир, – со смехом сказал Ким.
– Увы! Я старик. Я не знал. – Перебирая четки, он обернулся в сторону музея.
– Какой ты касты? Где твой дом? Пришел ты издалека? – спросил Ким.
– Я пришел из Кулу – из-за Каиласа, но, впрочем, что знаете вы? С гор, где, – он вздохнул, – воздух и вода свежи и прохладны.
– Ага! Китаи (китаец), – важно проговорил Абдулла. Фук-Шинг прогнал его однажды из лавки за то, что он плюнул на священное изображение.
– Пахари (горец), – сказал маленький Чота Лаль.
– Да, дитя, горец с гор, которых ты никогда не увидишь. Слышал ты о Бод-юм (Тибете)? Я – не китаец, а тибетец, если желаешь знать – лама, или гуру на вашем языке.
– Гуру из Тибета, – сказал Ким. – Никогда не видел такого человека. Значит, в Тибете есть индусы?
– Мы – последователи Срединного Пути – живем мирно в своих монастырях; я иду, чтобы увидеть прежде, чем умру,
