рассердиться и скрипнуть зубами. Вот этих чувств и эмоций мне постоянно недоставало. Мне, как и большинству, трудно было перешагнуть через натуральную склонность, приобретенную мной за последние годы. Я подумал о том, что этому устоявшемуся образу действий подошло бы короткое определение: прививка. Все мы носим на себе невидимую метку цифровой манту, реакция которой проявляется каждый день, каждый час. А дисковые аналоги, лишенные определителя номера, потихоньку спускаем в мусоропровод…
На грубоватый, как шлепок незнакомца по спине, вопрос Белоногова я ответил корректно:
– Уже не сплю. – И назвал его по имени-отчеству: – Что случилось, Валентин Борисович?
– Кое-что случилось, – ушел он от прямого ответа, и я отчетливо расслышал щелчок зажигалки. А дальше – затяжной выдох. – Знаешь Кузьминский пруд?
– Да, – подтвердил я, отчетливо представляя очертания пруда с высоты птичьего полета: он походил на упавшую с неба прямую кишку, и вместе с Шибаевским прудом, разделенным мостом, рождал в моем представлении что-то тошнотворное. Эта связка нашла себе место между двумя кладбищами: Кузьминским и Люблинским, что на юго-востоке столицы.
– Подъезжай со стороны Ставропольской улицы, – продолжал Белоногов. – Не доезжая до кладбища, свернешь налево и – до конца лесопарка. Патрульных в оцеплении я предупредил насчет тебя. До встречи.
Я успел сказать спасибо только коротким гудкам и сложил финскую «раскладушку».
Футболка, джинсы, кожанка, ботинки. Прихватив гоночный шлем, я вышел из дома. Мой «Судзуки» завелся с пол-оборота, и я взял направление на Кузьминский лесопарк.
Мне пришлось оставить байк на попечение патрульных, дежуривших на безлюдной развилке и в нескольких десятках метров от пруда. При свете полицейских машин на месте происшествия работала следственно-оперативная бригада. Белоногов стоял поодаль от основной группы людей, жадно и часто затягиваясь сигаретой. На его крупную фигуру падал свет от фар «скорой помощи», остановившейся в некотором отдалении от оперативных машин и всего следственного перфоманса.
– Привет, – поздоровался он, не поворачивая головы, когда моя тень выросла рядом с его. И эта «живая картинка» напомнила мне сцену из «Бриллиантовой руки»: «На его месте должен был быть я».
– Кого грохнули? – спросил я нарочито безучастным голосом. Как будто искусственно созданное равнодушие было наделено способностью отвести беду от Ани Аннинской. Я даже скрестил пальцы и прикусил губу: «Только не ты… Только не это». Ее смерть подчеркнула бы мою нерасторопность. А моя клятва найти убийцу Виталия Аннинского превратилась бы в проклятие.
Я даже не попытался связаться с Аннинской. Согласно условиям содержания под домашним арестом, ее телефоны были отключены; ей запрещалось пользоваться компьютером – как средством связи. У подъезда круглосуточно дежурил наряд полиции. Насколько я знал, на лестничной клетке была установлена камера видеонаблюдения (это в дополнение к камере над подъездом).
Белоногов
