от солнца, сиденье горячее, в салоне жарко. Именно такой климат я люблю.
– А откуда ты знаешь, где Марина живет? – Ника подозрительно косится на Петьку. – Вот я, например, представления не имею.
– Как-то раз подвозил ее домой, – краснеет Петька до самых ушей. – Нам было по пути.
Мы с Никой переглянулись и заржали. Петька так смешно краснеет, что всегда забавно его подразнить, он всякий раз ведется. Как говорит Лина Белова, если человек краснеет, значит, у него или есть совесть, или, по крайней мере, фантомные боли от нее остались.
– Чего смеетесь?
Не то напряжение отпустило, не то мы устали кукситься, но мне отчего-то стало весело до истерики. Как будто других дел у меня нет, как катить сейчас к какой-то Маринке, мелкой, как мак…
– Вот ее дом. – Петька старательно отводит взгляд. – Она живет на четвертом этаже, балкон показала.
– Ага, теперь это так называется, – фыркает Ника. – Видишь, Рита, какая нынче пошла молодежь!
– И не говори. Куда катится мир? Балкон показывала, смотри ты… А в гости не приглашала? А, Петь?
– Приглашала. Но я не пошел.
– Ну да? Наверняка гонишь!
– Да что с вами спорить…
Мы все любим доставать Петьку такими разговорами, потому что каждая новенькая сотрудница, независимо от возраста, пытается ему понравиться. Мы это отлично видим, и нам смешно. Причем некоторых не останавливает, что Петька вообще-то примерный семьянин. Например, Ленка когда-то бегала за ним, теряя тапки, пока ее муж-мент что-то не заподозрил. Попало тогда Ленке – собственно, за дело. Получил свою порцию и Петька – тоже, в общем-то, поделом. Мы же его преду-преждали о возможности такого исхода, а он никого не слушал и флиртовал с Ленкой. Но для него это был именно флирт, развлечение, с Ленкой же дело обстояло серьезнее, только Петька данный факт не просек. Вот и вляпались оба. Я тогда даже думала, как бы мент не застрелил его, однако обошлось. Правда, отношения с женой у Петьки пошли вкривь и вкось, но он все равно хранит ей верность. По крайней мере, у меня такая информация, хотя, конечно, все может быть. Собственно, не мне его судить. Да и никому, если на то пошло. Но подразнить можно.
– Идемте, раз приехали.
Ника вздыхает, выходит из машины и шагает к подъезду. Я, топая следом, понимаю ее печаль. Многоэтажки – это песня, несовместимая с жизнью.
– Петь, ты в разговор не лезь, мы как-нибудь сами, – добавляет Ника.
Входим в грязный вонючий подъезд. Большая часть населения живет в подобных домах, и среди них множество людей, которые сморкаются посреди улицы просто на асфальт, если вы понимаете, о чем я говорю. Заходишь к таким в квартиру – в ней грязь, вонь, обои ободранные и засаленные, туалет как откроют – угореть можно. А жильцы обитают годами в этом кошмаре, и ничего, даже счастливы. Именно такие гадят в подъездах. Особенно стараются в лифтах. Вот и здесь кто-то справил малую нужду. Я уж не говорю про оплавленные кнопки, нацарапанные и нарисованные на
