макияжа спальню не покидала), и ее нежелание следовать заведенному порядку меня беспокоило.
Примерно через час она потребовала к себе Витеньку, и они довольно долго беседовали. Любка пробовала подслушать, но безуспешно. Дверь в будуар оказалась заперта. Еще одно новшество. Сразу после разговора с бабкой Витька отбыл в неизвестном направлении, причем «Волга», ветеран отечественного машиностроения, на которой он обычно возил Теодоровну, так и осталась в гараже.
К обеду Маланья не встала, есть отказалась наотрез, и я с перепугу вызвала врача, за что и схлопотала от бабки. И врач, конечно, тоже. Выскочил из комнаты Теодоровны, точно ошпаренный, и еще долго чертыхался в прихожей:
– Ну и бабуся у вас, ей бы полком командовать… в Гражданскую.
– Что с ней? – с тревогой спросила я, готовясь к худшему.
– Бабка крепенькая, – осчастливил врач, мужчина примерно моего возраста. – Мне бы ее здоровье.
– Но…
– Хандрит старушка, – отмахнулся он. – Конечно, надо бы анализы сдать и все такое… на всякий случай. Попробуйте ее уговорить.
– А вы не пробовали? – разозлилась я.
– Пробовал. Такой матерщины мне еще слышать не доводилось.
Разговор с врачом меня немного успокоил, но ясности не внес. Витенька где-то носится, бабка изображает умирающую… С чего бы вдруг?
Витька вернулся лишь к вечеру, а бабка так и не встала с постели. За весь день выпила три чашки чая с печеньем, хотя вообще-то поесть любила.
Ночью мы сторожили Витю и гадали, что затеяла старушка. Шофер спал себе спокойно, а бабка подняла меня среди ночи и попросила почитать ей «Житие святой Татьяны». Особой богобоязненности я в ней ранее не замечала и о наличии «Жития Святых» в доме даже не догадывалась. Жизнь святой Татьяны показалась мне чрезвычайно поучительной, но в три часа ночи я предпочла бы спать, о чем и сообщила Теодоровне.
– Грехов много, вот и не спится, – повздыхала она. – А ты иди, ложись, чего уж там…
Наутро все повторилось. Бабка потребовала чаю и заявила, что вставать ей ни к чему, скоро вынесут из дома вперед ногами. Данное заявление явилось последней каплей, переполнившей чашу моего терпения.
– Врач сказал, еще лет двадцать вам с вашим здоровьем беспокоиться не о чем, – произнесла я сурово.
– Дурак он, Господи прости. Чего они понимают, врачи-то?
– Хорошо. Давайте я позвоню Ивану Христофоровичу. Не вылечит вас, так хоть проститься успеете.
– Стервь, – беззлобно заметила старушка и отвернулась.
Я опустилась в кресло рядом с кроватью и решительно произнесла:
– Я поняла, вы при смерти. А теперь говорите, что вам надо. Не зря же вы все это затеяли.
– Испарись, – фыркнула старушка.
– Еще чего. Говорите немедленно. Или я отправлю вас на принудительное лечение.
Бабка взяла лорнет с тумбочки и на меня уставилась. Я терпеливо ждала, выдав
