сказала Алекс. Ноги ее подогнулись, и ее вырвало на каменный пол.
Когда Майкла Рейса наконец зашили, было около трех часов ночи. Гаруспик и большинство Костлявых ушли за несколько часов до этого, чтобы отмыться после ритуала и подготовиться к вечеринке, которая должна была закончиться куда позже рассвета.
Гаруспик мог направиться прямиком в Нью-Йорк на лимузине с обитыми кремовой кожей сиденьями или остаться на гуляния и поразвлечься с любым из безотказных студентов и студенток – а может, и с теми, и с другими. Алекс говорили, что «обслуживать» Гаруспика считается честью, и она полагала, что, если достаточно набраться или накачаться наркотой, тебе может так и показаться, но звучало все так, словно ребят подкладывают под человека, который платит по счетам.
Рыжая – как выяснилось, Миранда, «как в “Буре”» – помогла Алекс вытереть рвоту. Она проявила к ней искреннее сочувствие, и Алекс почти стало стыдно за то, что она не запомнила ее имя.
Рейса вывезли из здания на каталке, окутанной помутняющей завесой, благодаря которой он выглядел, как аудио- и видеоаппаратура под защитной клеенкой. С точки зрения безопасности общества это было самой рискованной частью всего ночного мероприятия. По большому счету, «Череп и кости» не преуспевали ни в чем, кроме предсказаний, а члены «Манускрипта», разумеется, были не заинтересованы в том, чтобы обучить другое общество своим чарам. С каждой выбоиной магия, создающая завесу вокруг Рейса, колебалась, каталка становилась видимой и снова испарялась, и все это время слышалось пищание медицинского оборудования и аппарата ИВЛ. Если бы кто-то присмотрелся к тому, что везут по коридору, у Костлявых возникли бы серьезные неприятности – правда, Алекс почти не сомневалась, что они без труда смогли бы откупиться.
Она собиралась проведать Рейса, как только его вернут в больницу, а потом еще раз через неделю, чтобы убедиться, что выздоровление проходит без осложнений. Ранее уже случалось, что предсказания приводили к смертельному исходу, хотя с тех пор, как в 1898 году для надзора за обществами основали «Лету», такое произошло лишь однажды. Во время наспех спланированного гадания после биржевого краха 1929 года группа Костлявых случайно убила бродягу. Предсказания попали под запрет на следующие четыре года, а «Кости» столкнулись с угрозой потери своей внушительной гробницы из красного камня на Хай-стрит. «Поэтому мы и существуем, – сказал Дарлингтон, когда Алекс переворачивала страницы записей «Леты» с перечислением имен каждой victima и дат предсказаний. – Мы пастыри, Стерн».
Но, когда Алекс показала ему надпись на полях «Леты: наследие», его передернуло.
«БНМБ?» – спросила она.
«Больше никаких мертвых бездомных», – со вздохом сказал он.
Вот тебе и благородная миссия Дома Леты. И все-таки этой ночью Алекс, едва не бросившая Майкла Рейса на произвол судьбы, не испытывала чувства собственного превосходства.
Выслушав бесчисленное множество шуток о том, как ее вырвало полупереваренным жареным цыпленком и жевательными конфетами, она задержалась в театре, чтобы убедиться, что
