да.
Она схватила сумочку, но не успела достать бумагу – он вытащил платок из кармана под дверной ручкой со своей стороны фургона и бросился в кусты. Чукву, он почти разорвал на себе брюки, когда отбежал на значительное расстояние в лес, а когда он их все же опустил, его испражнения ударили по траве с убийственной силой. Я встревожился, потому что с ним ничего подобного со времени детства не случалось.
Когда он поднялся, испытывая облегчение, его лоб покрылся влагой, словно после дождя. Ндали вышла из фургона, она стояла у входа в кустарник, держа рулон бумаги, от которого оставалась половина.
– Что случилось?
– Мне вдруг понадобилось посрать, – сказал он.
– Боже мой! Нонсо!
Она снова рассмеялась.
– Ты почему смеешься?
Она с трудом проговорила:
– Посмотри на свое лицо – ты весь в поту.
Они не проехали и пятнадцати минут, когда он снова бросился в кусты. На сей раз бумага была при нем, и испражнился он с такой силой, что полностью обессилел. Он закончил и через некоторое время опустился на колени и уцепился за дерево. Я никогда не видел, чтобы подобное случалось с ним прежде. И поскольку я давно научился смотреть на отходы его жизнедеятельности, я не видел в них ничего необычного, хотя он был убежден, что у него понос.
– У меня настоящий понос, – сказал он Ндали, вернувшись в фургон.
Ндали рассмеялась еще громче, он присоединился к ней.
– Наверно, это из-за угбы. Не знаю, что они напихали внутрь.
– Конечно, ты не знаешь. – Она рассмеялась еще сильнее. – Вот почему я не ем где попало и что попало. Ты ведешь себя как настоящий африканец.
– У меня какая-то усталость.
– Выпей воды и моей «Ла Касеры» и отдохни. Я поведу.
– Ты поведешь мой фургон?
– Да. А что в этом такого?
Он, хотя и удивился, позволил ей сесть за руль и долгое время после этого не чувствовал позывов. Но когда это случилось в очередной раз, он забарабанил кулаками по приборному щитку, она остановилась, он выпрыгнул в дверь и упал, зацепившись за какое-то ползучее растение. Потом поднялся и понесся в кусты, словно с цепи сорвался. Он вернулся в фургон весь в поту, она с трудом сдерживала смех. Он выпил большую бутылку воды «Раголис», зажал пустую в руках. Рассказал ей историю, которую рассказывал ему однажды отец, – как один человек остановился вот так же на шоссе, чтобы посрать в кустарнике, и пока он занимался этим делом, его проглотил питон. Его отец напевал кем-то сочиненную на эту тему песенку. «Эке а Тува лам уджо».
– Кажется, я слышала эту песенку. Но я боюсь любых змей – питонов, кобр, гремучих. Всех боюсь.
– Так оно, мамочка.
– Как ты себя чувствуешь?
– Отлично, – сказал он. У него к этому моменту уже довольно долго не было позывов – времени хватило бы, чтобы расколоть пять орешков колы в четырех местах[48], и они почти приехали в Умахию. – Почти полчаса, и ничего. Я думаю, оно кончилось.
– Да, согласна. Но я тоже все
Традиция народа игбо: орешек колы раскалывается и съедается, когда хозяин приветствует гостя в своем доме, является мощным символом взаимного уважения.
