небе. Даже в соседних деревнях все знали про двух «вундеркиндов» из Шанбучи. Про нас с сестрой, учившихся несмотря ни на что, даже рассказывали по уездному радио, громкоговорители не раз гремели про наши успехи. Соседи, усмехаясь, говорили маме: «Наши-то все как грешники, а твои-то двое как силы небесные, школу для них одних и построили». Мы учились с утра до ночи, до опупения.
Отчим сперва ужасно радовался нашим успехам. Но скоро от его радости не осталось и следа. Его дети учились из рук вон плохо. Злые люди часто нашёптывали ему: «Ты вот пашешь не покладая рук, да на что надеешься? Твои-то не выучатся, как ни крути, а ты всё её детям книжки покупаешь. Как у них крылья окрепнут, так они и разлетятся, что им будет до тебя, родимого? Так в землю и ляжешь, с пустыми руками».
Отчим подумал: а и правда. Тогда он перестал давать нам денег на книги и стал требовать, чтобы мы бросили учёбу. Конечно, мама была против. Вся её надежда была на нас двоих. Видя наши успехи, разве она могла так поступить с нами? А потому они с отчимом постоянно собачились. Кричали, пускали в ход кулаки – это было обычное дело.
Наша славная семья превратилась в поле битвы.
Поначалу мамина война с отчимом разворачивалась вокруг детей. Мама считала, что мы с сестрой были настоящие сиротки, росли без тяти и некому было о нас как следует позаботиться. Одинокие, беспомощные, лишённые всякой поддержки. Хотя у отчимовых детей не было матери, вся деревня всегда готова была встать за них горой. Все их любили, всем было до них дело. При любом пустяшном происшествии все их родственники бежали на подмогу. Конечно, мама инстинктивно пыталась нас защитить. Сдувала с нас пылинки.
Однажды, когда все обедали, мы со сводным братом поссорились, уже не помню почему. Быстро дали волю рукам. Это был первый раз, как мы подрались. Он кричал, что это его дом, а я здесь чужой и чтоб я убирался ко всем чертям. Я кричал, что он вообще здесь никто, а дом тятин. Он кричал, что тятя тоже его, а я с мамкой могу валить на все четыре стороны. Услышав это, я вскочил, чтобы выбежать на улицу. Брат решил, что я поднялся, чтоб ему врезать, и накинулся на меня с кулаками. Я с детства был спортивный малый, здорово играл в баскетбол, в пинг-понг, прыгал с шестом и в длину. Меня даже выбрали в уездную спортшколу, вот только поехать не вышло. Я ударил в ответ, подсёк его и повалил на пол.
Отчим заорал на нас, а потом взял железные клещи и решил преподать нам урок. Сначала он ударил своего сына, и тот заплакал. Когда дело дошло до меня, я не плакал. Мне было не особо больно. Тогда отчим ударил меня снова, но я всё не плакал. Увидев зарёванное лицо сводного брата, я, наоборот, улыбнулся. Тут отчим окончательно вышел из себя. Он снова схватил клещи и отдубасил меня до чёрных синяков на ногах и на плечах.
Мама знала, что отчимов сын плачет нарочно. Она сделала мне знак глазами, чтобы я тоже заплакал. Если б я заплакал, отчим перестал бы меня бить. Но я с детства был упрямым. Даже если б мне было ещё больнее, я бы всё равно не стал бы плакать. В деревне меня
