ещё и тем, что имел очень красивые густые усы и обладал абсолютной самостоятельностью в суждениях, поведении и в исполнении служебного долга. Самостоятельность майора не имела амбициозности, а, скорее, выражала хорошо обозначенное чувство собственного достоинства.
В нашем отдельном военно-строительном батальоне он исполнял должность заместителя командира по МТО (материально-техническому обеспечению). Он иронически относился и к своей должности, и к необходимости служебного контакта с некоторыми штабными работниками, слишком усердно, по его мнению, проявлявшими служебное рвение при достаточно высоких званиях на очень невысоких должностях. В первые послевоенные годы такая ситуация иногда складывалась в некоторых воинских частях.
Например, должность начальника штаба в нашем стройбате занимал подполковник Рудашкин, претенциозный и чрезмерно чванливый субъект. Какая уж там штабная работа в строительном батальоне, чтобы ею руководил такой высокий воинский чин, – старшему лейтенанту, от силы капитану в самый раз её исполнять. А тут – подполковник! Человеку делать нечего, вот он при своей казуистической натуре и занимается всякой чепухой. Вдруг объявил приказ о запрещении рядовому и сержантскому составу батальона носить фуражки.
В армии в соответствии с установленной формой одежды приняты два вида летних головных убора – фуражки и пилотки. Стройбатовцам выдавали пилотки. Но ведь можно понять желание молодых людей, хоть и солдат, выглядеть поавантажней вне строя. В строю, понятно, необходимо единообразие. Но при увольнении в город, да ещё в такой город, как Москва, хочется же человеку хотя бы чуть-чуть, в пределах солдатских возможностей, приодеться получше. Вот и добывали солдаты и сержанты разными способами форменные фуражки. Этим-то фуражкам начальник штаба и объявил войну. Грешным делом, по этому поводу я обмолвился пустяковым двустишием:
Подполковник В. Рубашкин
Запретил носить фуражки.
Майор Кудрявцев тут же не замедлил добавить окончание:
И в суд чести не попал,
Об…ся и упал.
Следует пояснить, что на недавно перед этим состоявшихся выборах суда офицерской чести нашего батальона не пользующийся авторитетом среди офицерского состава подполковник Рудашкин в суд не прошёл, хотя его кандидатуру выдвигал сам замполит. Как-то я сидел в парткабинете, просматривал подшивки газет, когда открылась дверь, и в комнату вошёл майор Кудрявцев.
– Где твой урядник? – спросил он, имея в виду замполита.
Я ответил, что не знаю. В то время я имел звание старшего сержанта и в батальоне исполнял несколько должностей: был завклубом, библиотекарем, почтальоном и художником-оформителем. Для майора Кудрявцева мой статус нижнего чина мало что значил, и между нами на доброй основе общего интереса к живописи установились доверительные отношения. Никаких художественных творений майора я не видел, но он мне рассказал, что работает над копией картины Васильева «Оттепель». Это само
