ельской системе Ridero
Том II
КАЛЕЙДОСКОП
«И знайте, что конец есть лишь начало, и что смерть есть причина жизни и начало конца.
Узрите чёрное, узрите белое, узрите красное, и это всё, ибо эта смерть есть вечная жизнь после смерти славной и совершенной».
«Торфа философов».
«Обожаемая женщина являет собой не что иное, как абстрактный фантом, несовершенный образ божественной дамы, невесты, возбуждающей помыслы о вечности».
Жерар де Нерваль
часть IV
Вселенная всегда играет честно: если мы должны, то сможем.
Джед Маккена
Не помню, кто сказал такую фразу: «Женщина соблазняет, не будь, дураком», возможно, кто-то из мудрых мира сего: этим самым дураком мне приходилось уже много раз бывать. А я-то по наивности своей первой молодости тогда думал, что действую исключительно по собственной воле.
Не успев ещё, как следует начать учиться, а тем более, работать в университете под мудрейшим руководством моего обожаемого учителя – профессора Первацельса, как я пал жертвой этого самого соблазнения его миловидной секретарши, и к тому же, лаборантки; а как я узнал позже, и страстной любовницы моего дорогого мэтра.
Об этом Катарина рассказала мне, уже, когда я наслаждался её, право слово, чудесными и даже в чём-то необычными, для меня, в то время, прелестями. Кажется, она была еврейкой, но может, это просто слухи завистниц по альма-матер: внешне она была более похожа на бурлящую и будящую кровь, горячую испанку, хотя и родилась на юго-востоке Франции. Кстати, о таком предмете, как человеческие носы: её нос был с внушительной горбинкой, что, впрочем, мне ни о чём пока не говорило. Специалистом по носам и доказавшим зависимость женской сексуальности от внешнего вида, стал в будущем, как известно, русский писатель Николай Гоголь, посвятивший данной теме целую повесть. Это, так, к слову пришлось, если что.
Точно не знаю, только негласная меж народная мужская молва гласит о том, что еврейские женщины, но и то лишь в ранней своей молодости (мы все стареем, увы!), бывают чрезвычайно сексуально привлекательными и обладают магической властью над мужчинами, особенно над бедными впечатлительными французами. К тому же они те ещё красотки на предмет внешнего вида. Может быть, может быть…. Возможно, что это всего лишь просто их самопиар, поддерживаемый всякими сомнительными Суламифями?! Впрочим, отдадим сей вопрос на откуп историкам…. Которые, впрочем, почти никогда не говорят правды.
Но я-то знаю одно, что меня тогда погубил необычайный магнетизм этой девушки вкупе с помрачительно чёрными волосами, распространяющими этот магнетизм во все стороны. Магнетизм Марии был другой, светлый что-ли, и не навязывал её мне.
С Катариной же было иначе. Эти смоляные иссини чёрные волосы, она распустила передо мной, и сами волосы этот самый магнетизм с дьявольской силой излучали в пространство, которое окутывало меня, словно паутина муху, приготовленную всего лишь к вечерней трапезе паука.
Он, этот самый магнетизм по-еврейски (жена еврейка – жизнь твоя как канарейка… в клетке) и заставил меня в тот момент забыть всё на свете, включая и мечту мою Марию. Да, да и саму прекрасную Марию, которую я любил до сих пор всего лишь на расстоянии, но к которой пока не испытывал никакой подобной страсти. Мария для меня была тогда иконой, идеалом: таковой ей суждено было и остаться, о чём я всегда смутно подозревал, ныряя иногда в осколки собственного рассудка. Мои мысли в то время бегали туда сюда, как сумасшедшие. А что касается Катарины, то это была страсть, страсть более дикая, чем та, что я получал совсем недавно в буквальном смысле мимоходом к своей лачуге: от пышногрудой булочницы Марты.
Словами её, на письме, на любом языке, тем более в романе, даже в этом странном, даже на могучем русском языке, никакими не выразить, даже человеку, испытавшего, тем или иным образом, оную любовь. Почему?! Страсть надо ощутить, а что касается самой любви, то само слово затёрто и понимается так, как кому угодно, а чувство страсти и чувство любви, как я недавно стал понимать, разные вещи, не понятые никем. Кроме меня! Да уж, где самодовольство, там и самообман: сию аксиому я понял позже…
Эта страсть подобна дикому мельканию сабли в каком-нибудь бою, где опытный фехтовальщик, вроде моего папаши, размахивая своим острым палашом, запросто укладывает на зелёную травку своих соперников, заставляя вмиг её покраснеть бурыми пятнами, делая тем самым им только мнимое алхимическое перерождение, якобы освобождая сии телеса от земной кармы. Ну что ещё сказать: воин меня поймёт… И вот почему!
Я
