было от чего. Правка книг и погружение в сценарное ремесло – только часть занятости, не меньше времени поглощал президентский заказ на актуальную публицистику. Если Алекс не обновлял свою еженедельную колонку на Каспаров.ру, то звонил Бондарев с расспросами «о самочувствии и вообще…», в расшифровке не нуждавшихся.
Некогда изъяснившись, Алекс не считал нужным повторяться: неординарное событие не активировать телефонным звонком. Если на политическом горизонте штиль, конспирология неуместна, кроме того, поденщик – худший из советчиков. И даже молчание в творчестве – красноречиво, констатация статус-кво, скрепленная фирменным знаком автора; уходят недели, а то и месяцы многочасовых бдений у экрана, прежде чем значимый симптом попадет в его прицел.
Между тем видео-визиты Бондарева, будто вежливости, проигнорированы быть не могли. Серьезная сумма на российском счету Алекса, якобы аванс за сценарии, с его кинематографическими надеждами соотносилась в той же мере, как приписываемые Западу козни – поработить Россию – с реальностью. Не что иное, как гонорар за заинтересовавшую ВВП публицистику.
Так что, получив намек, должник через день-второй с болью выцеживал из себя текст. При этом Алекс понимал, что проходным – лишь бы сбагрить —тот быть не может. Не заменит его и статья-реплика – распространенный публицистический прием. Его безопасность предсказуема ровно до тех пор, пока он ловит мышей – и не всех подряд, а являющих личную угрозу государю. Денежный же эквивалент – не более чем сопутствующий стимул, главный драйвер – его заложенная в ломбард автократа судьба.
За нынешний год тематика его статей переменилась. С прочных центристских рубежей Алекс неумолимо дрейфовал вправо. Только на том фланге либеральной мысли мог прижиться его претерпевший ревизию строй взглядов и идей. И произошло ровно то, о чем он предостерегал Бондарева.
Как Алекс не одергивал себя, он уступка за уступкой терял объективность – базис своего реноме. Казалось, он будто все еще над схваткой, но промашки оппозиции, в чьем стане он условно пребывал, отслеживались им с не меньшим усердием, чем заблуждения и проколы кремлевских, одержимых самосохранением. Однажды, должно быть не в духе, он договорился до того, что назвал режим легитимным, отметив: тот незаконен как узурпатор власти, но легитимен в силу широкой поддержки избирателя, пусть та диктуется социальной фригидностью россиян. Да, продолжал он, демонтаж антинародного режима – национальный приоритет, но бессмысленно и методологически преступно спускать на него всех собак. Ведь все язвы нынешней тирании – наследство ельцинской эпохи. И большой вопрос, не неизбежны ли они диалектически, в обществе, претерпевшем насильственную смену пола и вынужденном себя переформатировать вновь, в полном неведении, как это сделать, и достижима ли регенерация вообще. Потому,
