крик, но и сама истерика. А слезы вроде вытекли все, только остались памятью о них надрывные всхлипы, дрожание тела и особенно сильная вибрация рук, что скрывали ее лицо.
– Я умерла вместе с Лёшкой, тогда… четыре года назад, когда врач мне сказал: «Извините, мы не смогли его спасти, сердце остановилось!» – все-таки выдохнула из себя Зоя и ощутила губами влажную хлипкость в ладонях. Потому рывком убрала ладони от лица и подняв вверх правую руку, не менее сырым рукавом куртки утерла глаза, щеки и губы, впитывая в материю всю мокрядь, остужая как саму себя, так и кожу. Женщина опустила вниз правую руку, точно кинув ее туда, и подняв голову, устремила взгляд на мужчину, сейчас чуть слышно, как на последнем издыхании добавив:
– Из всего мною пережитого, если я о чем и жалею так лишь о том, что тогда… Когда Лёшенька был еще жив, когда лежал в реанимации, и стучало его сердце, я не увидела его. Помню, я тогда так боялась потерять Лёшку, потому и давала себе отсрочку, возможность надежды. Надежды, что пока не увижу его умирающего, у нас все наладится. Да только не наладилось… А потом… потом все годы мучилась мыслью, что он умер из-за меня. Если бы тогда я зашла к нему в палату, может быть он, услышав меня, почувствовав, остался бы жить… Может тогда от той больничной тоски и остановилось Лёшкино сердце… – завершила она свою речь и надрывисто задышала, точно теперь ее сердце пыталось остановиться.
– Нет, – очень сухо проронил Кирилл и резко выплюнул изо рта остатки догоревшей папиросы, которая с не меньшей стремительностью в виде ярко-красного отблеска упала вниз, нырнув в густые и поднявшиеся почти до колена сумрачные пары, скрывающие не только окрестности этого места, но и понимание небес, земли, звуков, запахов, и, кажется, даже ощущения самой жизни.
– Нет, – вновь повторил мужчина и слегка сдвинул свои тонкие белесые брови, отчего его низкий лоб покрытый сетью морщинок стал похож на трещиноватую кору дерева, – на тот момент твой муж уже умер. Всего только отбивало бой его сердце. А мозг уже погиб. И он бы не смог услышать, почувствовать. И сердце его остановилось не от больничной тоски, а потому как не смогло больше работать, перекачивать кровь, – Кирилл смолк и в упор уставился на Зою. Пожалуй, что заглянув в ее зеленые глаза, прямо в самые их глубины. И женщине неожиданно показалось, что сквозь черноту его широких глаз, а вернее через белизну узкой щели, заменяющей зрачок, проступили столь ею любимые глаза Алёшки, серые, дымчатые, сумеречные с легкой капелью в них коричневого. Так словно откуда-то изнутри этого странного мужчины на нее в упор посмотрел ее любимый человек, единственный и незабываемый. Зоя тягостно вздрогнула и всего только на миг отвела взгляд в сторону, а когда вновь посмотрела в лицо Кирилла, его глаза оказались прежними, необычайно широкими и глубокими с черной радужкой, полностью заполнившей пространство белка, и белой узкой щелью вместо зрачка, отчего стало
