пожертвовать своей жизнью, своим будущим ради мгновения встречи с любимым, – и также враз смолк или только оборвал собственную речь.
Женщина, впрочем, ответила не сразу. Сперва она посмотрела на внезапно ставшие пучиться в объеме сизые туманы, плывущие над землей, которые не только гасили все звуки извне, но и пытались сомкнуть асфальтное полотно и грязевые лужи в нем, как уже скрыли или только потушили горящие искорки, ранее просыпавшиеся из папиросы Кирилла, и, весь тот срок напоминающие маленькие осветительные приборы. Морока между тем словно нагнетала густоту и свинцовость, своим цветом напоминая Зое ее жизнь после смерти Лёшки. От этого острого, и как всегда болезненного, воспоминания про любимого на глаза женщины навернулись слезы, обжигающие в собственной тоске, а голос тягостно дернулся, когда она прямо-таки закричала:
– Да, готова! Я готова отдать всю свою жизнь ради того, чтобы увидеть, прикоснуться, обнять, поцеловать моего Алёшеньку!
Она прервалась и по ее спине, как и по щекам, уже в следующий момент потекла тонкими струйками водица, то ли из слез, то ли пОта волнения. Зоя даже не сразу поняла, что говорит неизвестно с кем, на пустой, одинокой улице, о самом для нее сокровенном, однако нуждаясь в том, чтобы выплеснуть все ею пережитое, дрожащим, почасту срывающимся голосом, переходящим с крика на стон продолжала:
– Да и потом разве это жертва? Потеря чего-то? Чего? Семьи, детей, мужа? Я уже все потеряла, все дорогое для меня. Моя жизнь еще едва колебалась, когда дети были рядом, но я уже тогда знала, что будущего у меня нет, оно остановилось, когда умер Лёшка. До того я жила, дышала, смеялась… До того момента я любила, а потом… Потом, сейчас и дальше лишь серость, тьма, мрак, там нет ничего. Потому я с радостью умру, уйду к Алёше, лишь бы прекратить эти нестерпимые душевные мучения.
Зоя замолчала.
Она бы хотела сказать много больше, рассказать этому странному Кириллу как тоскует по мужу, какими тяжелыми были ее первые часы, дни, месяцы, годы без него. Как одиноко находиться без него в городе, во дворе, доме, кровати… Рассказать как часто вспоминая свою Алёшеньку она плачет слизывая соль с губ, или тоскует молча, без единой капли на высохших, точно усохших глазах. Но вместо этого лишь прервалась, как и в первый раз и в последующие, не в силах рассказать о собственных чувствах, переживаниях которые связаны с уходом из жизни супруга или только духовной смерти ее самой, Зои…
– Ну, вопрос не шел о том, чтобы уйти к Алёше, как я помню… – произнес негромко Кирилл и слегка усмехнулся, будто не очень то и верил всем перечисленным женщиной страданиям, – разговор идет о том, чтобы его увидеть, прикоснуться, обнять, поцеловать и с тем отдать без раздумий оставшуюся часть жизни, – добавил он, и, подняв руку, подцепил на подушечку большого пальца мундштук папиросы. – Посему не станем, Зоенька от нашего разговора уклоняться.
