никто, кроме него, не звал Марусей. Она сразу начинала беситься, стоило только попробовать. Говорила: меня зовут Маргарита Эдуардовна, а Маруся – девка со двора. Но деду было можно. Ему все было можно, даже загонять под диван советские значки – все эти горны, костры и звездочки с залихватским профилем Ленина, а потом требовать, чтобы Маруся доставала их и пересчитывала.
Кира кинула сумку в свою комнату, зашла на кухню и прикрыла за собой дверь. Заглянула в телефон: Тарас прислал гифку – рисованный человечек машет рукой, а в прозрачном пузе его покачивается вопросительный знак.
«Иди давай», – разрешила Кира и пошла доставать тарелки.
Тарас не стал стучать в дверь, бросил дозвон и скинул: правила тишайшей тишины он знал назубок. Кира проскользнула в коридор, в дедовской комнате еще поскрипывало, но тише. Кира щелкнула замком, Тарас ввалился в прихожую и тут же заполнил ее всю. Похожий то ли на боксера, то ли на медведя из сказки, который и на балалайке может сыграть, и теремок в два счета раздавит, он скинул кроссовки и на цыпочках двинулся к кухне. Все молча. Перескочил через скрипучий порожек, протиснулся к окну и замер, скорчив перепуганную физиономию. Кира постучала пальцем по лбу: сколько лет тебе, дурень? Вернулась на кухню и плотно прикрыла за собой дверь.
– Еще можно связывать простыни и спускать мне через окно! – восхищенно предложил Тарас, пока она раскладывала по тарелкам картошку.
– Очень смешно, – процедила Кира и вернула в сковороду особенно аппетитный кусочек. – Так смешно, что останешься голодным.
– Да ладно тебе, делов-то, – примирительно забубнил Тарас, положив ей руку между лопаток. – Главное, швабру держать подальше. И табуретку…
Кира осторожно поставила перед ним тарелку, отвернулась к раковине и дернула вентиль. По рукам потекла горячая вода. Почему-то в кухонном кране она сразу была чуть жирная, будто ею уже успели помыть пару вилок.
Две недели назад Тарас забежал в гости перед работой, дверь ему открыл дед – в спокойной фазе он вел себя почти как раньше и даже поддерживал с соседями пространные беседы про электросчетчики и газовые колонки. Только фаза эта становилась все короче. Увидев Тараса, со всей его внушительной массой и темной бородой, дед не сумел того вспомнить и ужасно перепугался: схватил швабру, оставленную мамой в углу, и ткнул изумленного гостя прямо в живот. Тарас взвыл от неожиданности. Кира бросилась на голос и чудом успела перехватить табуретку, которую дед уже занес над головой, чтобы жахнуть Тараса по спине.
– Пацан! Пацан пришел! – причитал дед, хлопая пустыми глазами. – Маруся, пацан пришел! Украдет!
Тут уже в коридор выскочил папа, не успевший лечь спать после ночной смены. Вдвоем им удалось увести деда в комнату, уложить на кровать и сунуть между зубов таблетку. Дед тут же обмяк, засопел. В его беспомощности было столько тоски, что Кира подавилась слезами, выскочила из комнаты, наскоро обулась и побежала вниз по лестнице. Тарас смог догнать ее только на улице. Ничего не сказал. Стиснул так, что хрустнуло, и зашагал рядом. Они до вечера нарезали круги по району – от Руставели к Дмитровскому, через учебный комбинат по Яблочковой и обратно. Иногда
