не могла заставить себя оторвать взгляд от его рук. Каждый раз, когда он заменял тот или иной аккорд на другой, она все яснее узнавала в этой мелодии одну из своих любимых песен.
– Все, я готов. Давай так: я играю, ты поешь? Эти ноты я в жизни не возьму.
– Нет, мы так не договаривались. Я просто хочу послушать, как ты играешь.
– Не-а, так неинтересно. Тем более ты выбрала песню, где самое важное – слова. Так что не ломайся.
– Но я не умею петь, – возразила Йенни. – Ты хочешь оглохнуть?
– Ты умеешь петь, иначе тебя бы не взяли в хор в средней школе. Я прекрасно помню, что ты пела в хоре.
– И все-то ты помнишь! – Йенни фыркнула и сложила руки на груди. – Ладно. Но если у тебя из ушей польется кровь, сам виноват.
Аксель закатил глаза и вздохнул. Прежде чем начать играть, он установил каподастр на третий лад.
– Готова?
– Ага, – выдавила Йенни, нервно прочистив горло и вытерев вспотевшие ладони о джинсы.
Аксель кивнул и взял до мажор. После небольшого вступления Йенни начала петь.
Сначала ее голос дрожал из-за легкого волнения, хрупкий и непривычно тихий. Но чем глубже Йении погружалась в музыку, тем легче ей становилось петь. А погружалась она в нее как в грезу – сначала неспешно, а потом резко, по самую макушку. И весь мир растворялся в теплых звуках гитары, в простой, но цепляющей мелодии, что лилась из-под пальцев Акселя.
Lights will guide you home
And ignite your bones
I will try to fix you[17]
На сокровенном fix you ее голос зазвенел, надломился. Дрогнул так, словно она сейчас заплачет. И усталость, и боль, и отчаяние, о которых говорилось в песне, вдруг отразились в ней – ожили в уголках ее слезящихся глаз, в ее дрожащих губах и ладонях.
Такое исполнение не могло не тронуть Акселя, которому казалось теперь, что голос Йенни, словно скальпель, легко и непринужденно вспарывал ему грудь. Он чувствовал: каждое слово она пропускала через себя, как будто песня была о ней. О нем. О них.
Йенни пару мгновений смотрела на свои руки, не решаясь поднять голову и взглянуть на Акселя. Но когда это произошло, его тяжелый, отрешенный взгляд заставил ее содрогнуться.
Дальше Йенни продолжать не стала. Аксель взял еще несколько аккордов проигрыша, и гитара тоже смолкла.
– Теперь я понимаю, почему меня не взяли в хор, – сказал он, пытаясь натянуть беззаботную улыбку и разрядить обстановку. Но веселая маска теперь не клеилась к его растерянному лицу. Йенни заметила это. Она заерзала от неловкости, появившейся между ней и Акселем.
В комнате воцарилась тягучая тишина.
– Йенни, можно задать тебе… личный вопрос? Если не хочешь отвечать, то так и скажи. Я не имею права докапываться.
Йенни утвердительно кивнула. Тень улыбки тронула ее губы.
– Эта песня как-то связана с тобой? Я имею в виду… слова имеют отношение к твоей жизни? Просто ты так пела, что я подумал, будто…
Аксель
«Огни приведут тебя домой и зажгут тебя изнутри. Я постараюсь вылечить тебя»
