смахивала на фурию: глаза сверкали, руки упирались в бока, волосы свисали на плечи мокрыми спутанными веревками.
– Иди. Живо.
Ричард сердито глянул на нее, затем посмотрел на каждого из нас, развернулся и поплелся к холму. Облегчение нахлынуло на меня, голова закружилась, в ушах застучал пульс.
Как только Ричард ушел, Мередит сдулась.
– Иисусе! – Она согнулась пополам, прижала ладони к глазам, рот ее кривился: похоже, она пыталась не разрыдаться. – Джеймс… мне очень жаль.
Он приподнялся и теперь сидел на песке, скрестив ноги.
– Я в порядке, – глухо ответил он.
– Нет, не в порядке, нет, – твердила она, оставаясь в той же позе.
– Это не твоя вина, Мер, – сказал я.
Мысль о том, что Мередит плачет, была настолько странной и тревожной, что я с трудом сумел посмотреть на нее.
– Ты за него не отвечаешь, – добавила Филиппа. Она покосилась на Рен: по щекам девушки бежали слезы, скапливаясь на подбородке, прежде чем капнуть на песок. – Никто из нас не отвечает за него.
– «Ночь выдалась дурная»[34], – сказал Александр. Он заметно протрезвел. – Ну и дерьмо!
Мередит наконец опустила руки. Ее глаза были сухими, но губы потрескались и стали бесцветными – казалось, ее вот-вот стошнит.
– Не знаю, как остальные, но я хочу обсохнуть, лечь в постель и по крайней мере на восемь часов притвориться, что ничего не было.
– Да, я думаю, сон пойдет нам на пользу, – согласилась Филиппа. – Возвращаемся?
Послышался одобрительный шепот.
– Вы, ребята, идите, – сказал Джеймс. – А я… я буду через минуту.
– Ты уверен? – спросил Колин.
– Да, – ответил он. – Мне нужна одна минута.
– Ладно.
Мы медленно побрели по пляжу. Мередит, бросив последний извиняющийся взгляд на Джеймса и почему-то еще один – на меня, шла впереди. Филиппа, обняв Рен за плечи, последовала за ней. Колин и Александр обогнали их и вместе взбирались на холм. Я задержался под тем предлогом, что мне нужно захватить из сарая куртку, рубашку и сапоги – свой сценический костюм.
Когда я вышел наружу, Джеймс сидел там же, где мы его оставили, и смотрел на озеро.
– Составить тебе компанию? – спросил я.
– Да. Я просто не хотел быть с остальными.
Я бросил вещи на песок и сел рядом с ним. Во время полуночной вечеринки буря улеглась. Небо прояснилось, звезды с любопытством смотрели на нас, мерцая на бескрайнем куполе цвета индиго. Озеро было совершенно спокойным, и я подумал, какие же они лгуны – вода и небо. Безмятежные, мирные, дескать, все опять хорошо, хотя на самом деле ничто никогда уже не будет прежним.
Капли воды еще не высохли на щеках Джеймса. Он не вполне походил на себя: его брови взмыли вверх, а уголки рта опустились. Он даже стал старше, будто в одну ночь прожил десять лет. В груди у меня саднило, словно где-то в моих легких появилась
Вильям Шекспир. «Макбет» (Пер. А. Соколовского).
