а практиканты прятались в туалет, когда она шла по коридору.
В роли прокурора Хорко была великолепна. Шацкий ее ценил, поскольку она была не середнячком, продвинутым кем-то за верность и отсутствие ошибок, а служакой с первой линии фронта. Отслужила свое в районной прокуратуре на Воле, затем – в окружной на Краковском предместье, наконец, попала на Кручую и теперь железной рукой правила самым сложным районом Польши. В своем кабинете ей удавалось превратить самую яркую звезду в щепотку несчастья, но вне его она никогда не выступала против своих людей, не раз серьезно рискуя от их имени. Шацкий слышал, что на Краковском ее тоже боятся, особенно редко опровергают подготовленное ею решение сотрудники отдела предварительного следствия. С Шацким при власти Хорко еще ни разу не случилось, чтобы он по финансовым соображениям не получил согласия на привлечение экспертов (расходы, превышающие две с половиной тысячи злотых, утверждала окружная прокуратура), а в других районах это бывало сплошь и рядом.
Они работали вместе семь лет и питали друг к другу огромное уважение, хотя друзьями не были. Даже не перешли на ты, что устраивало обе стороны. Оба считали, что холодные, официальные отношения способствуют делу. Особенно когда на табличке у дверей – не многоцветное лого фирмы, а герб Речи Посполитой.
Шацкий вкратце изложил суть событий на Лазенковской, рассказал о планах на ближайшие дни и подозрениях, касающихся психотерапевта Рудского. Которые, впрочем, не могли быть основанием для конкретных действий против него.
– Когда вскрытие? – спросила Хорко.
– В среду утром.
– В таком случае прошу до пятнадцати часов в среду представить мне план следствия и его версии. Самое позднее. Напоминаю также, что до конца недели вам следует написать обвинительный акт по делу Нидзецкой. Я доверилась вам и парафировала замену ареста на домашний надзор, но меня это не успокаивает. Я бы хотела, чтобы дело как можно быстрее оказалось в суде.
Шацкий кивнул. Дело откладывалось с прошлой недели, – он не мог определиться с его юридической классификацией.
– Раз уж мы беседуем, еще два вопроса. Во-первых, прошу не злоупотреблять услугами женщин-коллег, которым вы нравитесь, и ходить на свои процессы в суды самому. Во-вторых, я бы хотела, чтобы вы помогли Юреку и Тадеушу с наркотиками.
Шацкому не удалось скрыть гримасу отвращения.
– Что с вами, пан прокурор? У вас что-нибудь болит? Наверное, вы не желаете, чтобы я подумала, будто вы не способны к коллективной работе. В особенности в делах, требующих многотрудных, нудных и не приносящих удовлетворения усилий.
Что правда, то правда, подумал Шацкий.
– Прошу дать мне неделю, чтобы я мог сконцентрироваться на этом убийстве. Наркотиками мы будем заниматься еще не один месяц, я успею подключиться, – сказал он.
– Хорошо, даю неделю. Я скажу Тадеушу, что с понедельника вы будете работать вместе.
На этот раз Шацкому удалось сохранить каменное лицо, хоть и с трудом. Оставалась
