почти уверен, – начал он серьезно и торжественно, – что убил камердинер.
Шацкий положил вилку на край тарелки и тяжело вздохнул. Контакты с полицейскими порой напоминали ему работу воспитателя, у которого все дети в классе страдают ADHD[26]. Требуется большое терпение и выдержка.
– А какая будет пуэнта[27]? – спросил он холодно.
Кузнецов покрутил головой с недоверием.
– Ты страшный чинуша, Теодор. Сейчас прочтешь, что они сказали. Никто никого не знает, никто ни о чем не слышал, ничего не видел. Им всем ужасно жаль, все потрясены. Познакомились с ним неделю назад, только врач Рудский знал его дольше, примерно с год. Все заметили, что пострадавший был грустным, замкнутым, в депрессии. Говорили так убедительно, что в какой-то момент я подумал, не совершил ли тот самоубийство.
– Ты шутишь. Вбив себе вертел в глаз? – Шацкий вытер губы салфеткой. – Даже неплохой омлет.
– Вот именно, малоправдоподобно. Но раз люди способны выстрелить себе в голову или откусить собственный язык, а потом проглотить его, сам понимаешь. На всякий случай спроси у патологоанатома. Кстати, о языках. Мне недавно рассказали историю об одной логопедке, у которой язык был таким натренированным, что она им удавилась во время упражнений. Неплохо, а?
– А твои впечатления? – спросил Шацкий, не комментируя анекдот.
Кузнецов причмокнул и задумался. Шацкий терпеливо ждал. Он знал, что мало найдется людей с таким же быстрым и проницательным умом, как у этого громадного и чересчур добродушного полицая с русской фамилией.
– Сам увидишь, – произнес тот наконец. – Все произвели очень хорошее впечатление. Никто не был ни ненатурально владеющим собой, ни неестественно возбужденным или поверженным в шок. А ведь часто так узнаешь убийцу. Тот притворяется холодным как камень либо обезумевшим от отчаяния. Любое отклонение от нормы подозрительно, а эти все в норме. Более или менее.
– Или кому-нибудь из них известно, как он должен себя вести, – подсказал Шацкий.
– Да, врачу. Я тоже об этом думал. Кроме того, он больше других знал пострадавшего, вероятны мотивы. Я даже собирался запереть его на сорок восемь, если бы он чем-нибудь себя выдал. Но ничего подобного. Слегка заносчивый и нахальный, как все эти долбаные психи. Однако я не заметил, чтобы он лгал.
Дело говно, подумал Шацкий и движением руки остановил официантку, которая собиралась вместе с тарелкой забрать булочки и масло. Он столько заплатил, что съест все до последней крошки.
– Может, действительно несчастный случай при столкновении с каким-нибудь грабителем, – проговорил он.
– Может, – согласился Кузнецов. – Это все образованные, умные люди. Ты веришь, что кто-нибудь из них решился бы на убийство в таком театральном месте? Не нужно читать детективы, чтобы понять: нам предстоит принюхиваться к следам до конца. Никто в трезвом виде не совершает таких идиотских убийств. Нет смысла.
Кузнецов
