и идет за Теляком. Тот слышит шаги, оборачивается и видит ее. Он не боится, но ему неудобно объясняться. Ярчик наносит удар. «За моего ребенка», – говорит она, но Теляк этого уже не слышит.
Но если все так, смогла бы Ярчик после этого не забыть стереть следы от пальцев? Сумела бы так хорошо лгать? Пошла бы позже сама «найти» труп или подождала бы, чтобы это сделал кто-то другой?
Сцена вторая. Теляк идет чрез зал. Думает, что его никто не видит, но это не так. Каим глядит на него и в очередной раз в этот день испытывает пронзительную боль в сердце. Поле продолжает действовать. Каим думает об умершей сестре и о том, сколько ему осталось жить. Хочет задержать Теляка и закончить терапию, спасти «себя». Но Теляк не хочет оставаться. Каим настаивает. Теляк отказывается и идет к выходу. Каим закрывает ему дорогу и наносит удар.
Именно в этом случае – Шацкий был уверен – Каим быстро пришел бы в себя, убрал, стер отпечатки. И сумел бы убедительно лгать.
Сцена третья. Теляк думает, что никто его не видит, но это не так. Квятковская, его умершая дочь, наблюдает за ним из темного угла. Наподобие духа. Возможно, думает, сколько прошло мимо нее – лет жизни, радостей, путешествий, мужчин, детей. Она лишилась этого ради того, чтобы помочь человеку, который теперь удирает. Ему безразлична ее жертва, неважна ее смерть. «Почему ты уходишь, папа?» – спрашивает она, выходя из тени. «Ты с ума сошла? Я не твой отец», – отвечает Теляк и пытается пройти мимо. «Как ты можешь? Я ведь столько сделала для тебя», – с упреком говорит Квятковская. Печаль и жалость смешиваются с гневом. «Ты жопа, ничего не сделала. Иди лечись, женщина!» – говорит взбешенный Теляк. И Квятковская наносит удар.
Порошок начал действовать. Шацкому полегчало, и он милостиво позволил Уотерсу спеть Bring the Boys Back Home, слегка увеличив громкость. Позвонил Кузнецову и поехал в комендатуру. Ему хотелось поговорить и заодно осмотреть бумажник убитого. Не то чтобы это имело особое значение, но фигура Телята являлась ключевой в этом деле. Чем лучше он его узнает, тем больше вероятность понять мотив убийцы. Либо мотив виртуального убийцы, завладевшего сознанием другого человека.
Боже мой, не слишком ли все, к гребаной матери, перепутано? – подумал Шацкий, ожидая, пока светофор даст ему свернуть с Прушковской на улицу Жвирки и Вигуры.
В столовке комендатуры «Центр» на Волчьей Кузнецов заказал чай с пирожным, a Шацкий – томатный сок. Он и без того перебрал кофеина во многих чашках кофе и чая у Рудского. Рассказал полицейскому о вчерашних допросах и сегодняшнем визите к терапевту.
– Ну и закручено, – констатировал Кузнецов, безуспешно пытаясь отломить вилкой кусочек пирожного так, чтобы взбитые сливки не разлетелись во все стороны, – то есть в некотором смысле и жена Телята, и его сын – тоже подозреваемые.
– Подозреваемые – нет. Речь идет о том, что если бы у них имелся убедительный мотив, им могли бы руководствоваться участники терапии. Завтра я допрошу обоих, посмотрим.
– Если это окажется
