а все лучше, чем в холопках или на чужбине горе мыкать.
А вот Ведене-то каково? Будь он мальцом, мож, кто и принял бы в работники, а так… Ученик воинский – не шутка, мамкиным подолом не прикроешь, за все отцовы грехи и ему платить на равных придется.
«Нет! Себе врать – только время терять. Пустое дело… Влез в дерьмо с макушкой, дурень нескобленый, и детям все испоганил! Чего уж тут – не будет ни у Дуняши, ни у Ведени жизни, коли не придумаю, как из этой выгребной ямы вылезти, не обгадившись! А как тут вылезешь? Если бы слова не давал… Вон, остальные, словно и не слышали ничего, так поди их потом укори! Я же их за собой не потяну в трясину. Ежели смогли от беды укрыться, их счастье: не все в этой драке полягут, останутся у Ратного защитники…
А ведь лесовики только пронюхают про то, что мы тут друг друга сами побили, непременно полезут счеты сводить. Слабых всегда бьют. Друзьями-то они только к сильному мостятся, а чуть что – порвут. Так что пусть… И Егор доволен: нет его десятка в Ратном! Только руками разведет. Кто ж знал? А попеняют, что десятник несправный, десятка вовремя собрать не смог, так и плевать… Да пусть хоть пальцем потыкают, дескать, не годен! Ему перед десятком ответ прежде всего держать, а положи он всех своих ратников – кому он тогда нужен? Кто под его руку пойдет? Да и кто ему пенять станет? Уж точно не сотник, ему как раз в руку, что и десяток цел, и головы на плечах.
Вот только я дураком оказался. Видел же – молчит Егор, так и сам промолчал бы! Дурак, и все тут…»
На душе опять стало скверно. Вроде и над Петрухой поржали вволю, и младшенькую укрыл от беды, пристроил к делу, а все равно тошно. Ну, никак не верилось, что управится Устин с Корнеем. Хороший он ратник, опытный, и за сотню радеет искренне, да дружбу не с теми свел. И Фома десятник вроде ладный, но Корнею не соперник. А теперь и от его десятка сколько народу в Ратном осталось? Даже Удачу Петруха от них сманил! И выходило, что если и поднимется кто, то все одно, что телки против мясника. И Чума с ними.
Пара кружек браги, выпитых залпом после возвращения домой, никаких путных мыслей не прибавили.
Глава 7
Фаддей и не подозревал, что его собственная удача давно уже бродит по Ратному. Тем более ему и в голову не могло прийти, что принесет ее обнаглевшая, избалованная и самовлюбленная рыжая зараза, которую еще весной притащила из Турова Анька Лисовинова. Ну, может, не совсем рыжая, но зараза точно.
Тогда, после приезда Лисовинов и взятия Куньего, события в селе завертелись так стремительно, новостей и перемен оказалось так много, что на мелочь, вроде привезенной Анной из Турова забавной заморской живности и внимание-то не сразу обратили. Потом уже бабы по селу разнесли весть про кошку, чтоб ее! Мужи, когда услышали, – а кое-кому и увидеть довелось – только плечами пожимали да посмеивались. Тьфу, дрянь! Нашли, что в такую даль переть! И как Корней позволил?
Но те, кому доводилось бывать в Турове и иных местах, поведали, что тварей этих аж из самого Царьграда князьям привозят,
