снова заснуть. Он одевается. Натягивает пару застиранных зеленых чинос и еще более застиранную черную майку, короткие носки для тренировок и подходящие для дальних походов кроссовки.
Осторожно закрывает за собой дверь. А то эхо от стука двери раздастся по всему дому, а ему не хочется будить детей в семье Адаме.
Он ведет машину по приморской дороге Marítimo, где еще открыты клубы, а возле «Опиума» стоит группа парней и пытается уговорить вахтеров впустить их, в то же время стайка девушек-подростков проходит без очереди, и никто их не задерживает.
Путь выводит его на автостраду, на холмах в сторону моря среди зелени теснятся дома. Над поселком Genova статуя Мадонны смотрит на людские деяния, и Тим жмет на газ. Наступает самое опасное время суток на дорогах Мальорки, когда за рулем полно пьяных и обкуренных, но пока еще машин немного. Он сворачивает в сторону Calvià и дальше едет по змеящемуся асфальту, окруженному пальмами и цветущими деревьями жакаранды, которые образовали над дорогой арку из ветвей, покрытых тысячами цветов всех оттенков синего и голубого. Дорога ведет вверх, вглубь острова, где отступают низкие горы. Ландшафт открывается долиной шириной в километр, усыпанной домиками цвета охры, а отель Son Claret окружен полями и каменными стенами. Вдали за полями снова поднимаются горы, будто плечи спящего великана. А выше рассветное небо, полное погасших звезд, еще сомневается в начале дня.
Он ведет машину в горы так далеко, насколько позволяет дорога. Паркуется и выходит в утреннюю дымку, бродит бесцельно, видит сверху гостиницу, превратившуюся в миниатюру. В деревне зажигаются огни, чтобы гаснуть в такт с победой восхода. Он бродит, плетется, выкрикивает ее имя в самое сердце нового дня.
Эмма, Эмма, Эмма.
Собаки брешут где-то вдали. Орут петухи. Серые оттенки зари меняются на другие цвета: зеленый – травы, научившейся выживать без воды, но чаще это оттенки медного, пигменты охры, пожухлых листьев. Это иссохшее место, жаждущее влаги, где сгорбившиеся от жары пинии цепляются за каменистые утесы.
Эмма, Эмма.
Выстрел ружья раннего охотника. Снова лай собак. Еще дальше на этот раз.
Он подходит к обрыву, откуда сквозь расщелину в скалах виднеется море. Поверхность воды прячется под вуалью утренней дымки.
У него нет колебаний или вопросов к самому себе о том, что он здесь делает, еще на одном уступе, еще на одной горе.
Он садится.
Чувствует, как болят ноги, соображает, что ходил гораздо дольше и дальше, чем думал, медленно осматривает долину наискосок, туда и обратно, еще и еще раз.
Встает.
Идет.
Эмма.
Зовет ее снова и снова. Но имя ее поглощает лай голодных перед завтраком собак.
Ему удается украсть себе еще полчаса сна, перед тем как спуститься в бар Las Cruces. На часах девять, и ему пора ехать прямо в офис, но это подождет. Ему необходимо встряхнуть организм при помощи кофе, и Рамон ставит перед ним на стойку бара двойной кортадо, втягивает свой большой живот, подтягивает
