переливаются, на лице не оставили следов ни солнце, ни ветер, глаза – точно идеальное отражение фиолетовых цветов на стене сада. Сквозь белое льняное платье он может видеть очертания ее тела, эстетически совершенные изгибы и округлости – те линии и формы, что шепчут на своем собственном тайном языке, пробуждая желание в душе мужчины.
Он знает, что дорога к сердцу пролегает через любое из пяти чувств.
Госпожа Зависть внимательно смотрит на него, и он не возражает, поскольку, в свою очередь, смотрит на нее.
Они могут поговорить о сегулехах – мертвых, в бочках, или живых, что служат в усадьбе. Могут обсудить то, что, как оба они чувствуют, стремительно приближается. Он может рассказать про свой гнев, его безмолвную, убийственную сталь, столь холодную, что прикосновение к ней обжигает, – и она прочтет в его глазах, что слова не лгут. Быть может, она станет бродить по скромному садику, кончиками пальцев касаясь трепещущих лепестков, и говорить о желаниях, что таила в себе так долго, почти перестав чувствовать мириады корешков и побегов, которые они пустили в ее душу и тело – а он, быть может, предостережет ее насчет связанных с ними опасностей, риска, с которым ей предстоит столкнуться и, более того, принять его – а она лишь вздохнет и кивнет, понимая заключенную в его словах мудрость.
Насмешливый флирт, ошеломляющую самовлюбленность и прочие способы себя развлечь, которыми Госпожа Зависть пользуется, общаясь со смертными этого мира, в сад она с собой не взяла. С тем, кто ее ожидает, такое не требуется. Рыбак кель Тат немолод – и она иной раз сомневается, что он вообще смертен, хотя выяснять не рискует, – да и божественным телом не обладает. Однако среди его даров, если она решится унизить его и себя подобным перечислением, числятся голос, мастерское владение лирой и еще дюжиной странных инструментов, а главное, взгляд, выдающий рассудок, который все видит, который прекрасно понимает все то, что видит, а также значение того, что скрыто и останется скрытым, – да, рассудок, что проступает сквозь взгляд и во множестве намеков, посредством которых он и приоткрывает свою манеру видеть, свою поразительную способность к состраданию, которую может принять за слабость разве что совершеннейший болван.
Нет, над этим мужчиной она издеваться не стала бы – да, сказать по правде, и не могла.
У них нашлось бы много что обсудить. Но они просто стояли, глядя в глаза друг другу и не отводя взгляда, а вокруг сгущались полные ароматов и секретов сумерки.
Достигни бездны, пошвыряй туда ошеломленных богов! Небо лопается, день сменяется ночью, потом оно лопается снова, обнажив плоть пространства и кровь времени – смотрите, как оно рвется, как брызжут сверкающими красными каплями гибнущие звезды! Моря выкипают, земля плавится, исходя паром.
Госпожа Зависть обрела возлюбленного.
Поэзия и страсть возвещают об одном и том же, и да, это та самая тайна, что заставляет даже душегубов и безмозглых болванов стонать по ночам.
Обрела
