Этого и она не знала. Если вы – это вы, прошу о содействии. Помогите Таниной рукописи увидеть свет. Да возликует она на небесах! С уважением, Хуго Герц».
Повторяю для тугоухих – да, это я. Это – моя рука, видите? В ней – изящный бокал. Плеснуть и вам винца? Австралийский «Шираз»! За нас с Таней, за бурную молодость эпохи застоя!
Перехожу на аудио.
Эх, лучше бы я не читала Танин роман… Там я – вздорная красотка с лебединой шеей и красным шарфом… Тут – тоже вздорная, но шея – в мелких морщинах, под глазами – мешки, губы-улитки сплющились под каблуком времени. Умею я образно выражаться. Но только вслух.
Тани не было ни в моей жизни, ни в моей памяти более тридцати лет, то есть во мне она умерла давно. И при этом жила в Берлине. Судя по письму господина Герца, она умерла в любви. Это утешает. А я умру в любви к самой себе. Тоже неплохо, кстати.
Не знаю, стоит ли предлагать роман, действие которого происходит в восьмидесятые годы прошлого столетия… Но что-то же надо делать, когда текст есть, а автора – нет. То есть он есть. Но мертвый. Фу, какая гадость. Что я несу? Короче, обратилась в первую попавшуюся компанию «Print on demand». Оторвали с руками. Плати – и лети! Им дорога память, а не литература. Они воскрешают из забвения друзей и родственников почивших. Они на страже экологии, они берегут лес, они не переводят его на макулатуру, печатают по запросу. Ляля-ля, три рубля. Мы с Таней проходим по всем статьям. Запрашивайте, господа! Это возместит мне, заказчику, дополнительные расходы по набору рукописи и переводу аудио- и видеофайлов в цифру. Ау, бывшая родина, может, кто-то там наткнется на сию книжонку да и прочтет ее подшофэ?
Я не тоскую. Ни по московским сугробам, ни по девственной белизне полей. Знаете, по чему я тоскую? Не вообще, а именно сейчас? По белому пушистому полушубку времен застойной молодости. Белый полушубок, красный шарф… В этой одежде я у Тани гуляю.
В Сиднее снега нет. Климат умеренный, воздух чистый. Но катаклизмы происходят. Пока что природного свойства. Шторма, наводнения… А однажды, когда град булыжниками с неба валился, объявили национальную катастрофу.
Молодость я откуролесила. Зато теперь не пью, не курю, никаких связей на стороне. Никаких вообще. Воспоминания о театре интимных действий выводят из зоны комфорта. Сплю исключительно на спине. Держу осанку. Регулярно посещаю косметичку. Print on demand, вы мужчина или женщина? Если женщина, вы и без меня знаете, что кожа – это наша визитка. Информационный портал. Конверт с запечатанным в нем письмом…
Секундочку, глоток «Шираза». Слог у Тани недурен. В молодости ей удавались пьесы. Голые диалоги… Поверх – белый полушубок и красный шарф.
Зацикливаюсь. А каково бы вам было, print on demand, читать книгу, где вы во всем узнаете себя, а все, что происходит вокруг, – сплошная выдумка? Из-за этого романа руки оглохли. Не слышат тела. По методу мадам Розен мы с пациентом – одно неразрывное целое. Во время сеанса, разумеется. Так вот, связь оборвалась. Мадам Розен прокляла меня с того света. Если он есть. А если нет, она не видит, как я, в прошлом подающая надежды режиссерша, проваливаю спектакль, как я тычусь в чужое тело, да все мимо. Психофизический зажим… То, от чего я избавляю своих пациентов на массажном столе. А меня-то кто на него положит? Чьи руки-щупальца будут двигаться по моему телу, под чьими пальцами моя диафрагма наполнится воздухом и я задышу полной грудью?
Впрочем, все это вы можете узнать из моих вебинаров… Не беспокойтесь, у меня большая клиентура, я в рекламе не нуждаюсь.
Порой пациенты такое мелют… Вроде как я сейчас. У меня этих тайн человеческих целая картотека… Как у профессора в Танином романе. Только он гениев коллекционировал, а я больных. Гении ко мне тоже ходят – в облике простых смертных. Там болит, тут болит. Болезнь не там, где боль. Болит колено, проблема в шейном отделе. А на самом деле – в перенесенном унижении. В каком-то смысле я и есть режиссер… Но не театра. Чужих жизней.
Вино хорошее, кстати. Еще полбокала.
Давайте я покажу вам свою квартиру!
Включаю камеру.
Это салон. У вас его называют гостиной. Что мне в нем нравится, так это стекло на всю стену. И выход – прямо на лужайку. Но мы туда не пойдем. Лень переобуваться. В хорошую погоду виден океан, там, вдали. Я хотела жить на побережье; кстати, Таня подметила мою тягу к морю, и, хотя действие романа происходит в Москве, она в угоду мне сочинила сцену с каким-то писателем в Прибалтике, где я никогда не была, а уж с писателями сроду не якшалась. Нудный народец. Даже этот, который влюбился в меня, никакого интереса не представляет. Ни как человек, ни как персонаж.
Короче, местная братия отговорила меня селиться на берегу. Штормы, ураганы… Это не та страсть, за которую деньги в печку швыряют. Пусть океан будет вдалеке. Как перспектива на будущее. Вот мой любимый журнальный столик! Мне нравится, что он стеклянный, – это гармонирует с большим окном, лужайкой и океаном вдалеке. Люблю
