я, все-таки, уже давно не ребенок. Да и тарзанка вряд ли выдержит все мои пятьдесят пять («Пятьдесят восемь», – услужливо подсказала Кате ее совесть, но Катя проигнорировала ее старания.) килограммов.
Монах ничего не сказал, но Кате показалось, что он опять улыбается.
– А откуда здесь, в лесной глуши, тарзанка? – Катя обернулась, но монаха не было там, где он стоял мгновение назад.
– Опять он за свое, – негромко сказала Катя. Она подошла к дереву, к которому была привязана тарзанка, села на траву под этим деревом. Солнце припекало. Солнечные лучи, отражаясь от поверхности воды, зайчиками прыгали по Катиному лицу. Ветерок стих, стало жарко. Какое-то время Катя раздумывала, а потом стянула джинсы и майку и уселась на траву в одном белье. Она сидела под деревом и ни о чем не думала. Солнце согревало, казалось, не только ее тело, но и ее душу, словно волшебный эликсир, возрождало ее к жизни. Думать не хотелось, хотелось просто сидеть вот так, в свободной позе, и просто наслаждаться тем, что на душе спокойно и хорошо. Где-то совсем близко защебетали птицы, хрустнула сухая ветка, но Катя не пошевелилась. Она доверяла этому лесу, словно это была она сама. Она закрыла глаза и слушала звуки окружавшей ее природы. И она узнавала каждый звук, каждый шорох, словно своими глазами видела каждую птичку, каждую веточку, каждого жучка, которые издавали эти звуки и шорохи. Вот рыба выпрыгнула из воды недалеко от берега, блеснула серебряным брюхом и нырнула обратно, почти не потревожив водяную гладь. Вот птичка уронила гусеницу, не донеся ее до гнезда, где требовательно и в то же время жалобно пищат голодные птенцы. Вот мягко, слегка постукивая длинными коготками о торчащие из земли корни, прошел енот и скрылся в лесу. Вот мышь грызет какой-то стебелек, придерживая его передними лапками. Вот ветер качнул тарзанку, и она слегка ударилась о ствол дерева, к которому привязана. Мир живет, все спокойно и размеренно совершается своим чередом, и ничто не мешает этому удивительному циклу.
Катя все сидела на берегу с закрытыми глазами. Звуки леса как-то сами собой сменились тихой музыкой, доносящейся откуда-то из глубины Катиного сознания. Музыка была спокойная, негромкая, но она обладала удивительной силой: Катя чувствовала, как с каждой новой нотой пробуждается ото сна ее душа, как она расцветает, наполняется жизненной силой. Музыка продолжала играть, но теперь ее начали сопровождать образы: Катя видела людей, с которыми сталкивалась в жизни – с кем-то всего лишь на миг, с кем-то на долгие годы. Она видела этих людей и чувствовала, что понимает каждого из них. Понимает, почему расплакалась из-за тройки подруга-отличница, ощутила всем сердцем ее горечь от того, что ей предстоит расстроить мать, поняла, что именно из-за этого она плачет, а не потому, что боится, что мать станет ее ругать. Поняла, почему сосед из квартиры напротив постоянно пьян и не хочет отказываться от своей ущербной жизни больного алкоголизмом человека: он запивает свое горе, умерщвляет свое тело, не в силах справиться с жизнью. Ему не нравиться
