не расстроенный этой новостью. – Лучше я разорюсь, чем объявлю себя банкротом хотя бы на час, поскольку мне известно, что это значит. Вы обнаружите, что мои активы значительно превосходят мои обязательства, если оценить акции по нормальной рыночной стоимости, но все это ни к чему, если я закроюсь. Публика не поверит мне. Я должен продолжать работу.
– Извини, старина Фрэнк, – сказал Лейф, дружески сжав его локоть. – Если бы дело касалось лично меня, ты имел бы сколько угодно времени. Но тут толпа старых идиотов, которые не хотят слышать голос разума. Они охвачены паникой. Думаю, их тоже крепко приложило, так что ты едва ли можешь винить их. С тобой все будет в порядке, хотя мне хотелось бы, чтобы ты не закрывал лавочку. Так или иначе мы ничего не можем поделать с ними. Черт побери, старик, я и правда не верю, что ты можешь обанкротиться. Через десять дней эти акции поднимутся до нормального уровня.
Судья Китчен тоже выразил соболезнования, но что толку от этого? Его принуждали к банкротству. Опытный бухгалтер должен был прийти и проверить его расчетные книги. Батлер мог распространить слухи о его связи с городским казначейством. Стинер мог подать жалобу на его последнюю сделку с сертификатами городского займа. Полдюжины друзей Каупервуда, готовых помочь ему, оставались с ним до четырех утра, и все-таки ему пришлось объявить о приостановке операций. Когда он делал это, то понимал, что потерпел тяжелый удар, если не полное поражение в своей гонке за славой и богатством.
Оставшись наконец наедине с самим собой в спальне, он посмотрел на себя в зеркало. Он подумал, что выглядит бледным и усталым, но оставался сильным и собранным. «Ха! – сказал он себе. – Я еще молод и рано или поздно выберусь из этой заварушки. Обязательно выберусь. Я найду какой-нибудь выход».
Он устало вздохнул и начал раздеваться. Он опустился на кровать и, как ни странно, учитывая неприятности, обступившие его со всех сторон, через короткое время уснул. Он мог это сделать – заснуть и мирно похрапывать, – в то время как его отец безутешно расхаживал в своей комнате. Для пожилого человека впереди был сплошной мрак и будущее выглядело безнадежным. У его сына еще оставалась надежда.
Лилиан Каупервуд ворочалась и металась в своей постели перед лицом этой новой беды. Из новостей, полученных от его отца, самого Фрэнка, Анны и свекрови, ей вдруг стало ясно, что Фрэнк близок к банкротству или уже обанкротился, – было почти невозможно сказать, что случилось. Фрэнк был слишком занят для объяснений. Кажется, все началось из-за пожара в Чикаго. Никто еще не упоминал о городском казначействе. Фрэнк попал в ловушку и боролся за жизнь.
В этот критический момент она на время забыла о письме, сообщавшем о его измене; вернее, перестала думать о нем. Она была потрясена, испугана, ошеломлена и сбита с толку. Ее маленький, благолепный, прекрасный мир слетел со своей оси. Великолепный, богато украшенный корабль их фортуны болтался по волнам без руля и ветрил. Она чувствовала, что
