не было, и Алене приходилось возить мешок с куклами через весь город. Но скоро нашелся сосед-шофер, который забрасывал расписанную продукцию по пути на автобазу за ежевоскресную бутылку водки. Алена же отыскала Алевтине место преподавателя на вечерних курсах машинописи. Вторая маленькая зарплата избавила ее от необходимости постоянно искать рукописи и молотить по клавиатуре сутками. И вовремя – артрит начал жестоко крючить пальцы свекрови. Наконец, освободив для занятий вечера, сама она подалась в раздатчицы еды в трамвайно-троллейбусном управлении – с пяти до семи утра без праздников и выходных.
Конечно, бабушка с внуком, чуть опомнившись, начали скандалить и требовать вернуть их на шею Алевтины. Дойная корова и ломовая лошадь в одном уже покрывшемся морщинами лице не смела возражать. Но беспощадная Алена подавила хорошо организованное восстание.
– Вы не люди, потому что не добываете хлеб насущный, – мрачно сообщила она двум бунтарям. – Живете на содержании и терзаете человека, который вас содержит. Да еще рассуждаете о каком-то ином смысле. Не стыдно попрошайничать у судьбы? Не совестно навязываться высшим силам с ерундой? Вот делать им нечего, кроме как взрослым людям, не инвалидам, не безумцам души настраивать. Сами, милые, все сами, за тем и родились.
Выговаривая, она сгребла в кучу первую зарплату каждого. Пересчитали. Ахнули хором. Бабуля вдруг встала, кряхтя с непривычки, оделась и, как лунатик, поплыла в универсам за батоном и топленым молоком. После этого невероятного события все принялись азартно трудиться. Но денег в казавшиеся уже мозолистыми и умелыми руки не получили. Разве что старухе на вкусное добавилось. Жестоко экономя, Алена собирала на доплату за квадратные метры. Две их комнаты в коммуналке вмещали одну металлическую кровать, продавленную тахту, кушетку, стол, пять венских стульев, маленький черно-белый телевизор и громоздкий древний радиоприемник с отодранной задней панелью.
Через четыре года в результате запутанного обмена со множеством участников появилась небольшая, но в кирпичном доме и с балконом трехкомнатная квартира. Ее мило, неприхотливо и дешево обставили. В изувеченных безысходной нищетой старухе и Юре новое жилище как-то не вязалось с дворницкой лопатой, пластмассовыми голышами, курсами машинописи и черпаком для каши в рабочей столовой. Даже замордованная Алевтина считала его чудом и стучала по дереву, упоминая и при посторонних, и при своих. Было видно, что все заметно устали. Алена объявила время мотовства при условии, что семейство продолжит работать, уже не надрываясь.
Они согласились без особой радости. Но вскоре повеселели. Алевтина съездила в Болгарию по турпутевке. Вернулась коричневой и загадочно улыбчивой. Бабуля после хорошего ужина под любимый «Турецкий марш» заснула так крепко и сладко, что ее не добудились утром.
– Никогда бы не поверила, что мама умрет довольной, – вздохнула Алевтина. – Давайте ее норму пупсиков вместе по вечерам раскрашивать,
