хренов, почему диссертацию не пишешь? – вопрошал он стоявшего в трусах Павла.
– Писать? Да я не могу думать в таком бедламе, – озирался в поисках тапочек Павел.
– Ишь ты какой! Не нравится дома – отправляйся в библиотеку. В читальный зал. Интереса к делу в тебе нет, паразит. Ты гением себя вообразил, поэтому полез в науку. А на прогресс человечества тебе наплевать.
Павел скрывался в ванной, кляня и человечество, и прогресс на все лады.
– Лень – это недоносок равнодушия, – напутствовал его дед.
Павел спускал воду в унитаз. Варвара, миновав краткий этап скулежа, рыдала в голос. Дед принимался за внучку:
– У тебя не дом, конюшня. Подружки-шлюшки, сплетни да развлечения на уме. Если бы мы такими были, социализм бы вам не построили, фашиста не забили бы.
– Я работаю и на работе устаю. Я к кастрюлям уже намертво приварилась. Мне отдых нужен, – отбивалась Варвара.
– Не любишь ты никого, кроме себя. Мы тебе не нужны, мы вечному удовольствию мешаем, вот в чем причина, – орал дед.
Ребенок просыпался, молча озирался какое-то время, затем прятал косматую головенку под одеяло и тихонько ныл. Подбегала Варвара – не одетая толком, распухшая от слез, – ласкала, больно прижимала к себе.
– Дедуля! – вырываясь, звал мальчик.
– Ах ты, предатель! – Материнская рука не щадила тощенькой попки сына.
Дед отнимал его, нес, как трофей, в свой закуток, ворча: «Дрянь, а не баба».
Однажды после ужина Варвара спросила:
– Тебе не стыдно за утренний скандал?
– Я правду говорю, – насупился дед.
– Ты не имеешь права на нравоучения, – жестко откликнулась внучка. – Чем в молодости куролесить, берег бы жену, воспитывал дочь личным благородным примером. Она меня, я сына, так и шло бы без натуги и ссор. Праведник выискался! Строитель социализма! Как ты его строил? На завод ходил и норму выполнял? Так весь мир ходит и выполняет.
– Да мало ли что молодой наворотит? Вечно попрекать этим, да?
– У нас тоже молодость! – рявкнула Варвара.
Дед заплакал. Внучка зажала ладонями уши. Она уже жалела о сказанном. Ей всегда становилось не по себе, когда старик ревел, и из носа у него подтекало, как у сына.
Самое же неприятное заключалось в том, что Варвара и Павел давненько научились прикрываться дедом. И признание за собой этого грешка мешало Варваре обличать с наслаждением. Скажем, оставался Павел дома ремонтировать вешалку. Отсыпался, слушал магнитофон, пил пиво. До отвалившихся крючков руки не доходили.
– Ты ничего не сделал? – изумлялась жена.
– Он мне мешал, – жаловался муж.
Но Варвара знала, что в десять утра дед отправился в поликлинику и еще навестил какого-то Сергеича. Отмалчивалась. Ибо, по счастью оставшись одна и принеся ужин в жертву библиотечной книжке, сама
