Но тогда все было, конечно, гораздо лучше.
Я не понимаю, о чем он говорит, но спрашивать мне неудобно. Я вижу, как он раздавлен этой новостью. Безработица, как червь, присосалась к нему и уверенно тянет силы, отнимает годы. Мне его жаль, но я не знаю, как ему помочь. Что я могу для него сделать?
– Может быть, ты обратишься в профсоюз?
– Нет. Не хочу ничего. Устал я и от Грымзы, и от журнала. Пора менять профессию. Пора искать новое призвание.
– И кем ты себя видишь? – я спрашиваю, просто чтобы поддержать беседу, хотя где-то внутри у меня зиждется интересная мысль.
– Да кем угодно, главное – поменьше беготни и нервозности. Устал. Пора на пенсию.
– А сколько тебе?
– Смешная ты. В отцы я тебе гожусь, в отцы!
Он треплет меня по волосам и уходит. Я знаю, что у него есть сын моего возраста или чуть старше. Вероятно, в их семье ласково трепать волосы – привычный жест для проявления нежных чувств. Либо я что-то пропустила, либо мой отец никогда не умел выражать чувства. Меня он хлестал ремнем, приговаривая, что делает это для моего же блага. Из любви ко мне.
***
Мне плохо. Я ненавижу себя. Ненавижу всех вокруг. Я не хочу жить. Три дня я сидела безвылазно дома. Дэвид тоже не ходил на работу. Мы в третий раз потеряли ребенка. Три раза за семь месяцев. От этой простой арифметики у меня начинает стучать в висках. В горле стоит ком, который я никак не могу сглотнуть. Не могу и не хочу. Если я открою рот, то буду снова орать. Лучше плакать молча и украдкой, чтобы никто не видел. Не знал. На работе все по-прежнему. Я брала больничный. Третий за время, что я здесь. Долорес это не нравится, но пока она не перешла к угрозам уволить меня вслед за Ноланом. Кстати, теперь он новый помощник Дэвида. Та заносчивая плоскогрудая блондинка, что работала у него последние три года, мне порядком осточертела. Прекрасно зная, что я жена ее босса, она продолжала смотреть на меня как на вошь. Я не вошь. И теперь Нолан Вуд радостно приветствует меня по телефону каждый раз, когда я звоню Дэвиду на работу.
– Передай ему, что у меня все хорошо. Я уезжаю на задание, – сообщаю я в трубку, направляясь к кухонному отсеку, чтобы разогреть обед.
– Как у тебя дела? – интересуется Нолан, и я точно знаю, что это не банальная вежливость.
– По-разному, сегодня вроде лучше.
– Не кисни! Не дай Грымзе тебя сломить! – подбадривает меня он. Разговор окончен.
Куриные котлеты со спаржей выглядят бледно и неаппетитно. На такую еду противно даже смотреть. Я нажимаю на педаль мусорного ведра и отправляю контейнер в кучу бумажных стаканчиков из-под кофе и воды. В животе урчит. На завтрак у меня был только тост с джемом и арахисовой пастой. Желудок давно справился с таким скромным лакомством. В последнее время я ем за двоих, а то и за троих. Зачем? К чему пить витамины? Колоть гормоны? Мое чрево не предназначено для жизни!
