постигла та печальная участь, когда неплохо написанный роман, многим понравившийся, поставил крест на всех последующих текстах и творчестве вообще. И вместо того, чтобы радоваться признанию и положительным отзывам публики, гордиться собой, признать в себе хотя бы долю таланта, я в скором времени впала в депрессию. Это было непонятно и нелогично для всех, кроме меня, и неприятно удивило близких. Но я знала, что такой исход был самым вероятным, и никому не могла ничего объяснить. С этим явлением пришлось смириться всем.
Вспоминая свои ранние тексты, я не испытываю стыда, точно так же, как не испытываю угрызений совести за те, что так и не дописала. Кирилл не раз упрашивал меня сесть за неоконченные истории, но я знала, что этого не случится. Ведь тот этап мировоззренческого пути, на котором эти истории были придуманы, для меня давно и безвозвратно закончился. Возвратиться на прежний уровень было невозможно. Сейчас эти наброски вовсе не казались мне грандиозными, как раньше.
В числе заброшенных был научно-фантастический текст о путешествиях военного отряда во времени; мрачный нуарный детектив о молчаливом убийце и наивной девушке (начатый под впечатлением от просмотра «Фарго»); антиутопический роман с философско-религиозным уклоном (в духе Лукьяненко). Ах да, из крупного была еще история об одном пареньке с тяжелым психическим расстройством, лишившем его нормальной жизни. Строго говоря, все эти зародыши (кроме последнего) были написаны в наивной манере, которая полностью умерла во мне под прессом реализма и натурализма.
История о больном пареньке – отдельная тема. Она мне до сих пор нравится: когда я ее перечитываю, мне кажется, что написала это не я. Не могу узнать собственную манеру изложения по той простой причине, что во время создания этого текста находилась словно в бреду. Даже с нынешнего уровня стиль работы кажется мне прекрасным. Я ничего не принимала, но, так как писала от лица психически больного человека, ради правдоподобия пришлось вживаться в роль. Не скажу, будто мне это не понравилось.
Что касается нереализованных задумок… что ж, мое воображение всегда кишело ими, как труп – опарышами. Упорядочить, переработать все это и перенести на бумагу у меня не хватает ни времени, ни таланта. Вероятнее всего, эти идеи так и будут жить со мной и с годами сами собой преобразятся во что-то новое, эволюционируют, как это обычно и бывает.
– Лиз, все в порядке?
– М? – я медленно обернулась.
Кирилл стоял в дверном проеме, слегка обеспокоенный.
– А что такое?
– Ну, ты уже почти два часа тут сидишь, не издавая ни звука.
– Два часа? – переспросила я.
– Думал, ты пишешь, но я бы слышал звук печатной машинки.
– Нет, я не пишу, Кир, – устало вздохнула я. – Я даже не могу ничего нарисовать, какая там писанина.
