надежду, что у меня не будет времени и сил подумать… просто подумать?
Он снова затянулся. Полная разочарования улыбка делала лицо жестким.
– Вероятно, уже пообещав, я не мог отказаться от данного слова. Так? Ты ведь хорошо знаешь, как я ценю свое слово.
– Миша, прости меня… – Людмила помолчала, а потом добавила с вызовом: – добиваться своих целей любыми способами – это твоя школа!
– Нет, милая. Это школа Крышаева. И мне очень жаль тебя, если ты на самом деле не видишь разницы.
Поискав глазами пепельницу, Михаил подошел к журнальному столику и затушил сигарету.
– Ты была не просто секретарем. Ты была для меня олицетворением «Живого проекта». Человеком на своем месте, идеальным, совершенным, без «человеческого фактора».
Он смотрел в налитые слезами глаза женщины и думал о том, что и здесь виноват сам. Ведь правду не говорят тем, кому правду говорить опасно. Она действительно знала, что лишь натуральная, естественная связь с ней, окрашенная удовольствием и любовью, может быть достойной ценой за ее мечты и желания, но все же попыталась пойти обходным путем. От понимания этого становилось еще больнее, и Михаил неловко надавил ладонью на солнечное сплетение. Потом, скрывая этот инстинктивный жест, он собрал ворот пальто и направился из гостиной, кидая на ходу:
– Ты была мне другом.
– Либо по-твоему, либо никак? – крикнула Людмила вслед.
– Нет, милая… уже никак.
5
Михаил вернулся в офис через полтора часа после того, как покинул его. Что могло произойти за столь короткий промежуток времени, Лена не могла даже предположить. Но шеф изменился. Она не понимала эту перемену, даже ее окрас, но уже не впервые наблюдала нечто подобное. Секретарь поняла, что случилось что-то еще.
Стремительно поднявшись, девушка вошла за ним в кабинет.
– Пока вас не было, заходил Семен. Он просил предупредить, что Анна Гороян официально отказалась от ведения аукциона.
Кинув взгляд на секретаря, Михаил промолчал. На минуту скрывшись в смежной комнате, чтобы повесить пальто, президент занял свое рабочее место. Перед глазами вновь и вновь вставал мираж, заставивший его остолбенеть перед закрытой дверью Людмилы четверть часа назад. Ему мерещилось, что открыв дверь на улицу, он попадает под шквальный автоматный огонь. Это стало бы логичным завершением этого дня, недели, месяца, года и жизни. Пересилив себя, он раскрыл дверь и встретил лишь ледяной порыв ветра и взгляды охраны.
Вокруг снова что-то происходило, события требовали его внимания, и президент с усталым безразличием обратился к секретарю:
– Джоффри здесь?
– Да.
– Вызови Гороян. Когда я наберу тебя, позови Джоффри. Извинись перед ним, когда придет. Соври, что Анна зашла только что. Можешь предупредить меня или сделать вид, что собираешься предупредить о его приходе. Мне нужно, чтобы он слышал наш разговор. Если он уйдет, сообщи мне об этом.
– Хорошо.
– Когда Джоффри зайдет, вызови Федора.
– Сделаю.
