от старых простыней. Я терпеливо сидела, пока ее пальцы перебирали мои свежевымытые волосы, чтобы в понедельник пойти в школу с крутыми «кудряшками», как она их называла. Я смотрела на ее отражение в зеркале (бабушка сидела позади меня, ее красивое лицо выражало глубокую сосредоточенность) и думала, что хочу быть такой же, как она, но понимала, что это невозможно. На самом деле я была совершенно на нее не похожа. Она оставалась для меня неведомой страной, неизменной тайной.
В конце шестого класса мы должны были сообщить преподавателям, какой иностранный язык будем изучать в следующем году в средней школе. Конечно, я хотела учить французский! Я всегда пыталась разговаривать на ломаном французском со своей подружкой Джоанной. Бывало, мы шли с ней в торговый центр и прогуливались по рядам, притворяясь, что мы не американки и нас приводят в совершенную растерянность написанные по-английски ярлычки на товарах – мол, как вы там говорите? Кукурузные хлопья «Келлогг»? Мы от души хохотали и пересыпали свою речь громкими восклицаниями «о-ла-ла, мон дье!». Это было замечательно весело и приятно, но, конечно, никого не могло обмануть: хозяин магазина говорил нам, что если мы ничего не собираемся покупать, то должны уйти. Оглядываясь назад, я понимаю, что наше желание болтать по-французски было больше связано с фантазией, в которой мы казались себе соблазнительными, прекрасными и таинственными, чем с действительным стремлением выучить язык. Честно говоря, в школе французский мне никак не давался, хотя я и учила его до самого выпускного класса.
Летом перед началом последнего года учебы в средней школе я прочла статью в Mademoiselle Magazine о правах женщин и их освобождении. Наступила эпоха 1970-х, и все изменилось. Я ходила в школу в драных джинсах и армейской куртке, сплошь облепленной протестными значками. Однажды я загнала бабушку в угол (она сидела на диване) и заявила, что не следует позволять дедушке «повелевать ею и эксплуатировать ее». Как же она не понимает, что он ее угнетает! Почему это она должна в основном готовить еду и мыть посуду? Почему она должна закручивать в стеклянные банки все эти овощи?
– Ведь мы делаем это вместе, – ответила бабушка.
Но я не сдавалась.
– Зачем тебе нужно постоянно ходить в салон красоты и принаряжаться? Дедушка же не тратит столько времени, стараясь быть красивым ради тебя. Почему ты всегда носишь юбки, платья, чулки и высокие каблуки?
Бабушка только улыбнулась. Выслушивая меня, она поигрывала своим жемчужным ожерельем, а потом попросила маму приготовить чай. Так она дала мне понять, что не хочет продолжать этот разговор, и тема была закрыта.
Такая реакция лишь прибавила ей таинственности в моих глазах, и я окончательно перестала понимать француженок.
Окончив колледж, я поехала во Францию. Мне был 21 год, и я думала: «Вот теперь-то уж точно до всего докопаюсь…» Я прошла собеседование в парижском ателье по дизайну одежды и неплохо написала диктант (это была британская
