двадцать четыре часа на размышления. Но предупреждаю вас: в случае согласия я получу все, что полагается мне по праву. И не пытайтесь сопротивляться, иначе ввяжетесь в игру, победить в которой у вас нет ни малейшего шанса.
Его близость смутила Хелену еще больше, чем слова. Стыд, гнев, страх вперемешку с каким-то еще непонятным чувством захлестнули ее с головой.
– Я прошу вас уйти, – прошептала Хелена.
Она скорее почувствовала, чем увидела, как он удаляется от стола, приближаясь к выходу.
– Двадцать четыре часа, – донеслось со стороны двери. – Если вам приходила в голову мысль торговать собой, то лучшей цены, чем я, вам никто не предложит.
Хелена схватила со стола чашку и запустила ею в том направлении, откуда раздавался голос. Ударившись о дверную коробку, чашка разлетелась на множество осколков. Пролившийся чай ручейками закапал на пол, как слезы.
Но Невилла уже и след простыл.
Двумя днями позже коренастый и краснощекий Генри Клайдон в задумчивости прогуливался по бесконечным коридорам своей усадьбы «Оксли». Выстроенное в начале прошлого века из того же корнуолльского гранита, что и дома его арендаторов, это здание было призвано служить лучшим подтверждением громкого титула и внушительного состояния своего владельца.
В воздухе разливалась искрящаяся, как шампанское, легкая фортепианная музыка. Шутливый диалог молодой дамы и господина соединялся с ней так гармонично, будто сам Шопен вписал его в партитуру. Погруженный в свои мысли сэр Генри наслаждался царящей в доме атмосферой благородной беспечности.
Этот год снова выдался неурожайным. Арендаторы роптали, обвиняя хозяина в том, что он вложил в дело недостаточно средств. Кое-кто из них намеревался порвать с ним к концу года, чтобы податься на юг, где еще оставались незакрывшиеся оловянные рудники, или в город, на фабрику, в надежде прокормить там себя и семью.
Сэр Генри рассматривал толстый ковер под своими обутыми в ботинки ручной работы ногами, зеленые обои с орнаментом, на которых так смотрелись пейзажи и полотна со сценами охоты, висевшие по обе стороны коридора. Легкие серебряные подсвечники, и лакированные шкафчики, и столики из дорогой древесины подчеркивали аристократическую атмосферу дома. Кулисы давно оставшейся в прошлом роскошной жизни. Куда утекли деньги? Сэр Генри этого не знал.
Он невольно повернулся в сторону, откуда доносились музыка и голоса, однако тут же обнаружил, что не одного его влекли волшебные звуки. Одна половина двустворчатой двери была распахнута. В тени другой он увидел фигуру своей жены, похожую на мраморную статую в облегающем по последней моде платье. Она казалась сосредоточенной, словно старалась не упустить ни единого слова из оживленного разговора.
– София! – зашипел сэр Генри, возмущенный тем, что застал жену за постыдным занятием, к которому так был склонен сам.
Леди София никогда не блистала красотой и в профиль походила на хищную птицу.
