накинула на плечи халатик и подошла к окну. Небо было чистым и – чужим. Неужели все вот это – мечта многих? Мягкий ковер под ногами, интерьер спальни и мебель, стилизованные под времена Людовика Шестнадцатого… А на стене картина Ватто, вывезенная Джоном из России. Он отдал за нее восемьдесят тысяч, а по приезде показал специалистам, которые назвали аукционную цену – полтора миллиона. Но Джон не собирается ее продавать, это его подарок Наташе.
…Перед Первым мая весь коллектив собрался за накрытыми столами в столовой офиса. Три десятка человек, из которых пятеро американцы и один англичанин, имеющий еще и израильский паспорт – он занимался обеспечением безопасности предприятия. Произносились тосты и спичи. Русские пили за день международной солидарности трудящихся, американцы – за день благословения велосипедов, который в Штатах отмечают как раз первого мая, а начальник службы безопасности слушал всех внимательно, поскольку был непьющий. Мистер Хадсон опять усадил Наташу рядом с собой. Он снова ухаживал за ней – наполнял бокал шампанским и шептал комплименты. Шепот был громкий, и Грановский, сидевший через два человека от Наташи, наверняка его слова слышал. Но Максим Леонидович виду не подавал и даже улыбался руководству приветливо и скромно.
Мистер Хадсон вызвался довезти Наташу до дому. Он опустился рядом с ней на заднее сиденье. В салоне «Мерседеса» было свежо, пахло зелеными яблоками, за окном проносился в прошлое последний день апреля, из динамиков лился голос Барбары Стрейзанд.
– Love is the moment in space…
– Иван, сделай музыку погромче! – приказал Джон.
Но водитель не пошевелился.
– Он же глухой, – почему-то шепотом напомнила Наташа.
Вообще-то все в офисе знали, что новый водитель президента фонда – бывший сержант, контуженный в Чечне. Комиссованный Иван вернулся на второй курс Политехнического, но учиться уже не смог.
Прежнего водителя мистер Хадсон уволил непонятно за что. Наташе он, правда, объяснил с улыбкой, будто бы наказал его за тот случай с лужей. Но, судя по всему, причина была другая – прежний шофер был красив и элегантен.
– Мне нравится Барбара Стрейзанд, – объяснил Джон.
– Мне тоже, – призналась Наташа.
– Вообще мне по сердцу талантливые и увлеченные женщины, – продолжил мистер Хадсон. – С ними приятно общаться: они не ощущают себя униженными, не потому, что феминистки, а оттого только, что знают себе цену. И цену своего таланта, трудолюбия. Я всегда думал, что если женюсь когда-нибудь, то только на такой.
– Пока ждали, Барбара Стрейзанд уже успела состариться, – улыбнулась Наташа.
– Это так, – подтвердил Джон.
И без всякой паузы перешел на английский.
– Мне кажется… может быть… я даже уверен, что сейчас встретил такую женщину. Это вы, Наташа.
– Вы произнесли слова «может быть», – вздохнула она, – а значит, уверенности-то у вас нет.
– Нет,
