в сторону. Кулак пронесся над головой, по инерции увлекая за собой Ричи. Марку оставалось только подставить ножку. Ричи Боддин, громко охнув, с размаху грохнулся на землю. Толпа наблюдателей восторженно взвыла.
Марк отлично понимал, что стоит неуклюжему толстяку подняться, и ему точно не поздоровится. Проворства ему было не занимать, но для победы в школьном поединке одной ловкости было явно недостаточно. Случись такое в уличной драке, сейчас было бы самое время пуститься наутек и, оторвавшись от неповоротливого противника на безопасное расстояние, обернуться и показать ему издалека какой-нибудь оскорбительный жест. Но они находились на школьном дворе, и он понимал, что, если сейчас не разобраться с этим жирным ублюдком раз и навсегда, тот от него точно не отстанет.
Все эти мысли промелькнули в голове Марка за долю секунды.
Он вскочил Ричи Боддину на спину.
Тот зарычал, и толпа снова изумленно охнула. Марк ухватил руку Ричи в районе запястья – причем специально через рукав, чтобы та не выскользнула, – и завел, вывернув, за спину. Ричи закричал от боли.
– Сдавайся! – сказал Марк.
В ответ послышалась такая тирада из отборных ругательств, что ей позавидовал бы даже бывалый моряк.
Марк еще сильнее вывернул Ричи руку, и тот снова закричал. Его переполняли негодование, страх и непонимание. Такого раньше никогда не случалось! Этого просто не может быть! Чтобы какой-то педик-очкарик сидел у него на спине и выворачивал руку, заставляя кричать от боли на глазах у подчиненных?!
– Сдавайся! – повторил Марк.
Ричи с трудом поднялся на четвереньки. Марк обхватил его коленями за бока и оседлал. Они оба перепачкались в пыли, но у Ричи вид был совсем жалкий: пунцовое от напряжения лицо перекосилось от боли, глаза выскакивали из орбит, а на щеке алела царапина.
Ричи попытался стряхнуть Марка с плеч, но тот еще сильнее вывернул ему руку. На этот раз раздался не крик, а истошный вопль.
– Сдавайся, или я, видит Бог, сломаю тебе руку!
Рубашка Ричи выбилась из брюк, обнажив покрытый потом и царапинами живот. Всхлипывая, он раскачивался из стороны в сторону, пытаясь сбросить проклятого педика, но тот держался крепко. Плечо горело, а рука онемела.
– Отпусти, сукин ты сын! Так нечестно!
Новый приступ боли.
– Сдавайся!
– Нет!
Потеряв равновесие, здоровяк растянулся на земле, глотая пыль. Боль в руке была невыносимой. Пыль попала в глаза, и Ричи беспомощно задрыгал ногами. Он забыл, какой он большой и сильный. Как во время ходьбы у него под ногами дрожала земля. Он забыл, что собирался курить «Кэмел», как отец, когда вырастет.
– Сдаюсь! Сдаюсь! Сдаюсь! – завопил он. Ему казалось, что он готов кричать часами и даже днями напролет, лишь бы его руку отпустили.
– Скажи: «Я куча вонючего дерьма».
– Я куча вонючего дерьма! – закричал Ричи, глотая пыль.
– Ладно.
Разжав бедра, Марк Питри отскочил
