слова являются каналом, передаточным механизмом, через который природный и социальный мир запечатлеваются, активно осмысливаются и согласованно воспринимаются обществом в целом и его отдельными субъектами. Язык как целенаправленная, генерализующая коммуникативная система возможен только в обществе, в его орудийной и собственно мыслительной деятельности[125]. Знаменательно, что саму сферу отражательно-мыслительной деятельности А.А Потебня именует «душевной экономией»[126].
В лекциях по теории словесности А.А. Потебня характеризует эту деятельность как наиболее общий, имманентный признак человеческого общества. «Рассуждая в общем, в пределах человеческого познания, – отмечает А.А. Потебня, – эта деятельность не имеет внешней цели, т. е. человек трудится или отдыхает, или иначе, наслаждается для того, чтобы и впредь можно было делать то же и лучше. Мы преследуем при этом две цели: сохранение себя (деятельность эгоистическая) и других (семей, рода, племени, народа и проч., – деятельность, истекающая из любви к другим). Эта деятельность направлена или
а) преимущественно к произведению (т. е., собственно, видоизменению, приспособлению и уничтожению) вещей: пищи, одежды, жилья, и того, что косвенно к ним относится, как, например, средства передвижения, охота, война;
б) преимущественно к видоизменению самого производства, то есть сначала – производителя, человека (деятельность воспитательная).
Это и практика и теория в широком смысле слова – стороны, различимые только мыслью, а в действительности только тесно связанные.
Первая (практика) сама по себе была бы недостаточна для продолжения деятельности, ибо не давала бы возможность изменить ее при изменившихся условиях. Исключительная практичность, если бы была возможна, была бы смертью человечества. Например, к чему было бы приучение волов, приготовление плуга и запасы семян, если человек не знал и не сообщал другим, что, когда и как с ними делать? То же и насчет исключительной теоретичности.
Все входящее в теорию, хотя бы и не имело видимой связи с производством вещей, практично в том смысле, что оно изменяет производителя; но есть степени практичности, то есть силы и распространения видоизменения человека, зависящие от теории»[127].
В приведенном отрывке, несмотря на некоторую психологизацию исторического процесса, ярко проявилась стихийно-материалистическая направленность концепции А.А. Потебни на связь процессов мышления с процессами материального производства, на зависимость этих первых от вторых, на тесное и весьма значимое соотношение собственно практических, в том числе утилитарных, форм деятельности и деятельности духовной.
В свете отмеченного А.А. Потебня рассматривает процессы мышления как процессы общественной связи, общественного осмысления, трансформации и передачи образов внешнего мира, знаковых мыслеформ, кристаллизирующихся во взаимодействии с материальным производством (не наряду с ним, но именно
См.:
См.:
