в школе, хотя всегда говорила, что не желает быть в центре внимания. Насколько всё было лживо – не сможет определить ни одна шкала оценки или детектор лжи. Отчасти, в этом виноват я, потому что именно я был в этом эпицентре бедствия постороннего интереса и взглядов. Ей отбило мозги и та Эмили, которую я полюбил всем сердцем, стала той, кого я возненавидел каждой клеточкой души. Школа поделилась на два лагеря: сожалеющих и злорадствующих мне. Я не хотел быть тем, кого жалеют, но стал. Получать хоть какое-то успокоение помогал спорт и Мэди, которая на деле выхватила вдвойне хуже.
Рву на мелкие куски фотографию, как когда-то сделали с моим сердцем, но не получаю и капли освобождения от этих оков, которые давно волокут на дно своей тяжестью.
– Что это было? – раздаётся за спиной голос отца.
Быстро накрываю крышку собственного гроба и поворачиваюсь к нему.
– Школьная хрень.
– Спускайся вниз, ужин готов.
Согласно киваю, подхватываю футболку и карандаши, чтобы наполнить ими мусорное ведро.
– Ты идёшь? – спрашиваю я, сделав несколько шагов к лестнице.
– Телефон в спальне захвачу и приду.
Киваю и спускаюсь вниз.
Эйден уже вовсю терпится с мамой, рассказывая ей всё на свете. Я не знаю, хорошо это или плохо, что он слишком сильно привязан именно к ней. Хотя, я далеко не ушёл, потому что в двадцать два привязан к отцу, как маленький пацан. Именно он – мой лучший друг, товарищ и помощник. Если мама узнает о моих выходках, то в своём возрасте я впервые познаю, что такое домашний арест.
Мэди и Ди сегодня отсутствуют за родительским столом, но и я приехал, не договариваясь, а приземлился с неба на головы родителей с бухты барахты. В последнее время я тяжелее и тяжелее переношу одиночество, стены квартиры как грозовые тучи сдвигаются над головой. Живу, как чертова Ханна Монтана двумя жизнями, где в одной – я всё тот же открытый и весёлый Мэйс, а в другой закрытый и удерживающий всё внутри.
– Как дела с учебой? – спрашивает мама, смотря на меня с той же лёгкостью и любимой мною улыбкой. И серые тучи моментально растворяются, а солнечные лучи освещают сознание. Она – мой свет.
– Отлично, – киваю я, конечно, не беря во внимание пару прошедших инцидентов. – Как дела на работе?
– Прекрасно, если не учитывать квартальных отчетов.
– Зато у тебя нет домашки.
– Да, действительно, вместо неё у меня несколько папок для заполнения.
– Неужели Ваша компания живет в прошлом веке?
– Информацию нужно хранить на нескольких носителях, один из них бумажный.
– Как это предусмотрительно, – улыбаюсь я. Перевожу внимание к младшему братишке, и выгибаю бровь: – Как сам, засранец?
– Судя по последним проискам, намного лучше тебя, – язвит Эйден.
– Последним
