запугивают её; Эмили, что вновь появилась на пути; их общение, которое наблюдаю практически ежедневно; слова, что сказал Трикси сам того не желая. Я не могу промолчать. Как будто сказав что-то, она тянет мой язык, и я продолжаю. Так зарождается наша непонятная война. Никто из нас не хочет сдаться первым.
– Остановись, твою мать! – голос отца эхом отзывается в стенах зала, и я застываю, как по приказу командира.
Медленно поворачиваю голову в его сторону, ощущая, как одежда пропиталась потом, будто на голову вылили ведро. Карие глаза, что он подарил мне, искрятся гневом и замешательством.
– Какого хрена ты творишь?
– Тренируюсь, – буркаю я.
– Это не тренировка, это дерьмо собачье. Снимай перчатки. Ты закончил.
– Я ещё не закончил.
– Снимай, мать твою, перчатки! – гаркает он, из-за чего я подскакиваю на месте, как запуганный пацан и следую его приказу.
Первый раз за всю жизнь, бросаю их на пол и, оставив на отце многоговорящий взгляд, грузно вышагиваю к дверям. Парни расступаются, подозревая, что я окончательно поехал. Они могут быть со мной только в солнечный день, как только выглядывают тучи – скрываются подобно тени. Я знаю только одного человека, который не делает этого, не считая семьи.
В раздевалке с особым раздражением сбрасываю одежду и встаю под душ, который сегодня не способен снять напряжение. Я даже не знаю, испытывал ли то же, когда узнал всё про Эмили. Как будто на этот раз гораздо тяжелее. Камень тянет ко дну.
– Какого хрена ты вытворяешь? – недовольно хмурится отец, сверля меня глазами, когда, обмотав бёдра полотенцем, захожу в раздевалку.
– Я уже говорил.
– Нет, это дерьмо я уже слышал.
– Значит, оно повторяется.
Повисает тишина, и я наспех натягиваю одежду, всеми силами сдерживая дрожь в руках толи от ярости, толи от усталости. Хотя в последней я сомневаюсь. Я не чувствую желанного опустошения. Я хочу найти тех уродов и сломать руки.
Хочу поскорей выбраться из стен, которые сгущаются и давят, но пальцы отца врезаются в моё плечо и возвращают обратно.
– Остановись!
– Не хочу! – ору я, сбрасывая его руку. – Я не хочу!
– Объясни мне, что произошло?
– Я не хочу объяснять! – цежу сквозь плотно сжатые зубы и на этот раз вылетаю из раздевалки.
– Ты сбегаешь, Мэйсон.
– Ты тоже это делал. Принц из маминых сказок постоянно сбегал.
За спиной хлопает очередная дверь, и в лицо ударяет поток холодного воздуха.
Новый визг шин и клубы дыма за спиной. Мобильник не трезвонит, хотя не могу отрицать, что не думал о звонке отца. Когда-то он звонил или писал сообщение, чтобы я не делал глупостей, но сегодня ничего нет. Я не получаю ничего и жалею о брошенных словах. Он единственный человек, который
