светило солнце, оно слепило так же, как при встречах с Машей, когда она сидела возле его изголовья в изоляторе больницы. Да, похоже, это была Маша… Стоило о ней подумать, как вся картинка потускнела от целого букета вкравшихся ассоциаций. Видение, и без того не больно ясное, так и осталось недосказанным.
Чувствуя покалывание в занемевших мышцах, он потянулся на кровати и открыл глаза. Если уж над восприятием возобладали «правильные» мысли, то дальше упражняться было тщетно. Теперь он мог попробовать уже рассудочно расшифровать, чего увидел. По зрительному образу та женщина, которая была там с его сыном, действительно напоминала Машу. Его желание по-своему преобразило ее облик: когда она оглядывалась, он видел в ней знакомые черты, но понимал, что это – не Елена и не Маша. В душе ему хотелось, чтобы та любящая женщина, которой не могло тут быть, каким-нибудь чудесным образом, но оказалась там, перед обрывом, вместе с этим мальчиком. Маша была легкой на подъем, но он не помнил, чтобы она была такой пугливой. Но это не могла быть и Елена. Не поднимаясь, он безрезультатно пробовал сосредоточиться на мыслях о своей жене, пока не убедился, что ассоциации с ней очень слабые. Стремясь представить, что могло случиться, он видел ее то смеющейся, какой она запомнилась, то немощно беспомощной, больной.
«Внутреннее видение может быть двух уровней», – разжевывал для начинающих сакральные азы Максим: «непроизвольным, мимолетно отдаленным, или же – сознательным, что достигается упорной концентрацией. Первое может быть наведено какими-либо внешними причинами, второе, при недостатке навыка, как говорят врачи, – латентными. И то и это может давать сбой, поэтому их надо разделять, смотря по цели. Требуемая чистота дается тренировкой».
Стряхнув обрывки видения, и скинув липшую к ногам одежду, он энергично встал с кровати. Насвистывая менуэт из серенады Моцарта, протопал в этом виде в ванную и принял колоколом прыскавший, сиюминутно охлаждавший душ. Затем, легонько обмахнувшись полотенцем, и чувствуя прохладу испарявшейся воды на теле, минуту постоял перед окном. Каскадами коричневато-рыжеватых тесных крыш над стенами как облитых глазурью зданий приморский городок выглядел ненастоящим, пряничным. Но именно поэтому он мог понравиться Елене. Опрометью уехав из своей страны и по пути исколесив шесть европейских государств, она наверно долго выбирала, прежде чем остановиться где-нибудь. Кроме неуемности в своих запросах и фантазиях она была еще практична. И если эта хитроумная открытка послана отсюда, то и ребенок должен находиться где-то здесь. Вывод был как бы сулящим что-то, подкупающим.
Одевшись, он заправил в джинсы свежую рубашку, переложил в них из бумажника пять осененных звездами купюр по 10 евро, затем, подумавши, добавил к ним еще одну; бросил взгляд на недопитую бутылку на столе и вышел. Весь прошлый опыт говорил о том, что это его наваждение во время медитации под действием второстепенных отвлекающих причин может
