ты, кто?
– Папа твой…
– Пп-п-а-па?
– Да…
«И я проснулся, окутанный зловещей вьюгой. Один, в безмолвной муке рядом с замерзшим столиком, сидящим на скамейке. Снега молчаливо падает на нос. Все больно и безумно страшно забыть кого-то. Но самое ужасное ждет впереди. Хотя нет, хорошее. Я жду только его…»
Холодный свет полосой прошил пространство двери насквозь. Плотный порванный ремень, в пятнах, крепкими нитями обвисший на разбитой люстре у подножии стола, извит змеей; сваленный детский стульчик. Ужасная картина, многим не понять. Жидкость едва стекает по грязным обоям "в цветочек" , убитый горем с коричневым стеклянным пузырем уткнутый головой в скрещеные руки на коленях. Чёрная кепка мягко спикировала подле кучерявых волос, запачканная сухой кровью. Тусклый свет на бледном лице, разорвана футболка осколком, что ближе к сердцу. Ему не жить. Мертв. Одеяло небрежно брошено на кровати, подушка взбита, все как надо. Но нет его, и не вернется. Глаза закрыты, не поднимутся…
– Джордж, поче-е-е-му?
– Почему?! Это ты мне говоришь, шавка?!
– Что? За что-о-о…?
– Я тебя убью, тварина!
Занесенная рука, пустая бутылка над головой; удар в висок, опущенная рука, вдоль кисти которой стекает алый ручей, она неподвижна. Под черепом волосы, пропитанные безвинностью. Блеснуло бликом в руке лезвие, пронзило плоть.
«Что я сделал? Зачем…»
На полу лежит скелет с натянутой кожей в алых лоскутах. Раньше он был жив, но лишнее желание и её, маленькой жизни, нет.
Трезвость мыслей расплывшегося тумана; грёзы, захватив мысли, сбежали, оставив последствия – повешенного сына и убитую жену. Силы оставили присевшего страдальца, грязные ладони обхватили сальную волосы, зарыдав по-детски. Кровь и слезы, душа кровоточит.
Зимний мороз. Беспечный ветер срывает шляпы с прохожих. Пора ехать прочь отсюда, как можно дальше, сбежать из города, забыться, переполненный совестью, пик наступил, и она больше никогда не будет пустой.
Звенящий звук по рельсам, свист сквозь ветер, приносящем иней на лысину. Густой столб дыма вдалеке; под ногами скользкий склон; звук вонзенных колес в холодную плоть разнесся по округе; на утро все газеты освещали заголовок "БОГ ВСЕ ЖЕ ЕСТЬ" и рядом в маленькой графе последние события, судьбоносный локомотив; оцепленная квартира, бледные тела в изящных смокингах, дрожащий голос миссис "Энни" – "Прости меня Боже, как же я грешна, зачем меня только дуру повело подсматривать в глазок двери"; нервные сухожилия, перебирая щётки, несмолкаемое тряслись и отныне, вся седина выпала.
«Я видел все во сне, что позапрошлой ночью мне приснился. Ее тонкий хрусталь блестящих волос, закрытый взор, опущенное лицо. Нервное дребезжание ресниц, выпачканных черной тушью. Она была божественна. Бегу к ней с раскрытыми руками, хочу обнять. Она стоит, ехидно хихикает в рукав, а потом хлопок. Исчезла. Раз, два, а может три я бегал, самонадеянный дурачок, пытаясь закрыть ее в объятиях. Шанса нет, пытаться смысла тоже. Присел
